"Я, конечно, люблю яркость, броскость..."

Я, конечно, люблю яркость, броскость. Но пленяет меня простота, умиляют стесненье и робость – в этом видится мне красота, красота скромной истинной правды, не поддетой красивым словцом, избегающей пылкой тирады – ясным, детским простым языком быть изложенной лучше желает, ускользает от умных речей. Правда редко в стихи попадает. Сколько длинных бессонных ночей уложению мыслей по строчкам, отражению жизни дано! А в десятку – одни только точки, остальное – совсем не оно… Не оно – что-то близкое, рядом, но не то, что хотелось сказать. Между правдой и словом – преграда. Слову силу так хочется дать! Ищешь яркое, стильное, с искрой, чтоб побольше родилось огня. А ускачешь куда-то от истин далеко и не сдержишь коня… А потом почему-то тоскливо. И на совести камнем лежит ощущенье, что всё-таки лживо то, что в строчках излитых пестрит. Жизнь сама по себе. Ей не надо залезать на страницы, в экран. Но уж если кому-то в награду за удачу подарен талант, то сдаётся упрямая правда пред всевластным и острым пером: жизнь как есть – без прикрас, без наряда – распластается пёстрым листом – зарифмована, связана в точных и единственно верных словах. Каждый пишущий этого хочет и лелеет в надеждах, в мечтах… Если всё же реальности сдаться, наконец-то поняв: не силён, то резонно в другое податься, поменяв правду жизни на сон, где нет почвы, там только движенье переменчивых дивных миров. Там такая свобода творенью! Нет цепей, нет железных оков – сочиняй и пиши себе вволю, сколько хочешь миров создавай. Совесть будет при этом в покое – не терзайся, не плачь, не страдай. Не смотри с неизбывным сомненьем небу синему прямо в глаза, зря пытаясь понять Его мненье о творенье, что ты воссоздал.