«детектор хорошего детектива»

Люди, которые хорошо разбираются в детективах, точно бы сказали, что я - убийца, а вот дворецкий не виноват; на него просто пало первое подозрение. Он всего лишь срезал кусты роз в саду на заднем дворе. И даже в том случае, если вместе с розами он срезал пару любопытных голов, он все равно не настолько опасен, не так ужасающ, как я. Я разработал формулу. Я назвал её "детектор хорошего детектива": в конце истории антагонист в любом случае будет повержен, подвергнут остракизму, а также жестокому наказанию. Теперь следите, можно ли применить эту формулу к нашим реалиям или нет. Всё это время я орудовал словом так хлёстко и метко, что мне даже запретили использовать в своей речи слова, которые в случае их произнесения мной могут быть опасны для окружающих. Если я называю что-то, то это сбывается. Я называю самую суть вещей, из-за чего все мои страдания. Так, любые формы текста ко мне попадают с изрядной цензурой, и мне неоткуда почерпнуть многих слов. А слова, которые я уже почерпнул, я не способен произнести вслух, не зачитав их из подвернувшегося мне текста - странная особенность речи, спасшая жизни многим обитателям нашего города; а также то, что позволяло мне с ними уживаться - лёгкий баланс. Мне запрещены все известные человечеству наименования оружия, как холодного, так и огнестрельного. Также мне запрещены слова "обжишгающий" и "ледяной" - после череды ожогов и обморожений, приведших к ампутации ряда конечностей жителей города, их заменили демократичные "теплый" и "прохладный". Слово "острый" вынесенным в особо срочном порядке судебным постановлением заменено для меня на слово "притупленный". После того, как в округе на целый месяц погасли все фонари, и ветер стал завывать в клёнах настолько зловеще, что несколько жителей города сошли с ума, мне запретили использовать эпитет "кромешная" в сочетании со словом "ночь". Даже слово "люблю", однажды сорвавшееся с моих губ и случайно насквозь проткнувшее одну женщину, так что она, не имея ко мне никаких серьёзных намерений, скончалась от кровопотери в городской больнице, мне запретили. Вместо него мне оставили туманную формулировку: "Я испытываю к вам некоторую симпатию". Как вы поняли, жизнь моя стала просто невыносимой. Мне нельзя говорить "смерть", только "прекращение жизни". Мне нельзя "кровавый", "удушливый" и "болезнь", "алеющий", также "печаль", "влюбленный", "мрак", "долг", и, что уж совсем удивительно, даже слово "счастливый". Цензура повсюду - слова вырезают из предназначенных мне газет, так что я должен догадаться. что там имелась ввиду: "Сегодня вечером в нашем городе Анна Л. ... своего драгоценного мужа" ("убила" или "любила" - сложный моральный выбор, какой красивый вопрос!), и даже из упаковок продуктов - молоко вытекает мимо моей чашки сквозь брешь, где раньше распологалось, предположительно, слово "канцерогенный". Все, чтобы я не прочёл лишнего и не произнёс это вслух. Но однажды в наш город пришёл технический прогресс, который, как это и заведено в истории, унёс множество жизней. А именно: к нам приехал иностранец - торговец оружием, и он привёз с собой инновацию - первую в нашем городе неоновую вывеску, а на ней - изящной каллиграфией фразу "Револьверы Доктора Смита", прямо напротив моего дома. Я вышел на балкон покурить, была ночь, и так у меня появилось слово. Это было слово "револьвер". Тогда я произнёс спокойно и раскатисто громко, как полагает мессии или убийце: - Револьвер. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Смерть. Смерть. Смерть. И за этим вслед, как заведено - первая кровь и крик. Помните, в начале я дал вам формулу хорошего детектива? Так вот, это плохой детектив. Чего вы ждете? Идите нахуй.