"Сегодня я всю ночь бухал у Якобсона"

Сегодня я всю ночь бухал у Якобсона Он любит водку я люблю вино, Но пью я даже пиво из баллона. Поскольку нам татарам все равно! Конечно с нами пил Виталик, Галя, Сема Коты, собаки и Типикина сама Как против лома, против Семы нет приема Народ собрался: горе от ума! И разговоры все, естественно, об умном, Что для меня, конечно, полный крах. Застолье выдалось "веселым, дерзким, шумным" А "дураки остались в дураках". Но тут приехал Коля Штейнфас из Нью-Йорка. Он не был в Питере почти четыре дня. О нем рыдает Пальма де Мальорка А он тут тянет табурет из-под меня. Потом Типикина меня травила псами... А Сема всех своими байками травил... И пели хриплыми от счастья голосами: "В натуре, Чижик, где ты все же, падла, был!" Ну кто же в Питере не знает Якобсона Кондовый истинный ядреный программист С кудлатой гривою матерого бизона Он часто сетует, что я не оптимист Опять стихи не пишутся по пьянке. Опять с похмелья хочется в запор. Опять надули на автогражданке. Какой тут задушевный разговор? Ни ритма, ни метафоры, ни слога. В натуре, сэр, я против этих мер: Чтоб резать сыр, как ухо у Ван-Гога, И расчленять бекон, как СССР. Я чувствую с годами, что мельчаю И как-то так неглубоко дышу Где раньше б выпил водки, нынче - чаю Где б раньше пИсал, нынче лишь пишу. Мельчает все, и темы и желанья, Вот Игорь Якобсон, вот это да! Он всякое благое начинанье Доводит до оргазма завсегда. А для меня все истинное ложно А что не ложно, то и благодать. Меня понять рассудком невозможно, А душу невозможно понимать... И потому, наверно, я в печали, Что в жизни старым мальчиком слыву. Мне в гроб пора, а я опять в начале И как "оно" все время на плаву.