Мои товарищи

- Пока! - товарищи прощаются со мной. - Пока! - я говорю. - Не забывайте! - Я говорю: - Почаще здесь бывайте! - пока товарищи прощаются со мной. Мои товарищи по лестнице идут, и подымаются их голоса обратно. Им надо долго ехать-де Арбата, до набережной, где их дома ждут. Я здесь живу. И памятны давно мне все приметы этой обстановки. Мои товарищи стоят на остановке, и долго я смотрю на них в окно. Им летний дождик брызжет на плащи, и что-то занимается другое. Закрыв окно, я говорю: - О горе, входи сюда, бесчинствуй и пляши! Мои товарищи уехали домой, они сидели здесь и говорили, еще восходит над столом дымок - это мои товарищи курили. Но вот приходит человек иной. Лицо его покойно и довольно. И я смотрю и говорю: - Довольно! Мои товарищи так хороши собой! Он улыбается: - Я уважаю их. Но вряд ли им удастся отличиться. - О, им еще удастся отличиться от всех постылых подвигов твоих. Удачам все завидуют твоим - и это тоже важное искусство, и все-таки другое есть Искусство,- мои товарищи, оно открыто им. И снова я прощаюсь: - Ну, всего хорошего, во всем тебе удачи! Моим товарищам не надобно удачи! Мои товарищи добьются своего! Когда моих товарищей корят, я понимаю слов закономерность, но нежности моей закаменелость мешает слушать мне, как их корят. Я горестно упрекам этим внемлю, я головой киваю: слаб Андрей! Он держится за рифму, как Антей держался за спасительную землю. За ним я знаю недостаток злой: кощунственно венчать "гараж" с "геранью", и все-таки о том судить Гераклу, поднявшему Антея над землей. Оторопев, он свой автопортрет сравнил с аэропортом, - это глупость. Гораздо больше в нем азарт и гулкость напоминают мне автопробег. И я его корю: зачем ты лих? Зачем ты воздух детским лбом таранишь? Все это так. Но все ж он мой товарищ. А я люблю товарищей моих. Люблю смотреть, как, прыгнув из дверей, выходит мальчик с резвостью жонглера. По правилам московского жаргона люблю ему сказать: "Привет, Андрей!" Люблю, что слова чистого глоток, как у скворца, поигрывает в горле. Люблю и тот, неведомый и горький, серебряный какой-то холодок. И что-то в нем, хвали или кори, есть от пророка, есть от скомороха, и мир ему - горяч, как сковородка, сжигающая руки до крови. Все остальное ждет нас впереди. Да будем мы к своим друзьям пристрастны! Да будем думать, что они прекрасны! Терять их страшно, бог не приведи!