Павел Первый

Величанный в литургиях голосистыми попами, С гайдуком, со звоном, с гиком мчится в страшный Петербург, По мостам, столетьям, верстам мчится в прошлое, как в память, И хмельной фельдъегерь трубит в крутень пустозвонных пург. Самодержец Всероссийский… Что в нем жгло? Какой державе Сей привиделся курносый и картавый самодур? Или скифские метели, как им приказал Державин, Шли почетным караулом вкруг богоподобных дур? Или, как звездой Мальтийской, он самой судьбой отравлен? Или каркающий голос сорван только на плацу? Или взор остервенелый перекошен в смертной травле? Или пудреные букли расплясались по лицу? О, еще не все разбито! Бьет судьбу иная карта! Встанет на дыбы Европа ревом полковых музык! О, еще не все известно, почему под вьюгой марта Он Империи и Смерти синий высунул язык!