Сегодня мне исполнилось 17 лет

«Шестнадцать только лет!» — с улыбкою холодной Твердили часто мне друзья: — «И в эти-то года такой тоской бесплодной Звучит элегия твоя! О, нет! Напрасно, вняв ребяческим мечтаньям, О них рассказывал ты нам; Не верим мы твоим непризнанным страданьям, Твоим проплаканным ночам. Взгляни на нас: толпой беспечно горделивой Идем мы с жребием своим, И жребий наш течет так мирно, так счастливо, Что мы иного не хотим. На чувство каждое мы смотрим безразлично, А если и грустим порой, Смотри, как наша грусть спокойна и прилична, Как вся проникнута собой! Пускай же говорят, что теплого участья В нас горе ближних не найдет, Что наша цель мелка, что грубо наше счастье, Что нами двигает расчет; Давно прошла пора, когда не для забавы Таких бы слушали речей: Теперь иной уж век, теперь иные нравы, Иные страсти у людей. А ты? Ты жить, как мы, не хочешь, не умеешь, И, полон гордой суеты, Еще, как неба дар, возносишь и лелеешь Свои безумные мечты… Поэт, беги ты их, как гибельной заразы,- Их судит строгая молва, И все они, поверь, одни пустые фразы И заученные слова!» Не для судей моих в ответ на суд жестокий, Но для тебя, былых годов Мой друг единственный, печальный и далекий, Я сердце высказать готов. Ты понял скорбь души, заглохшей на чужбине, Но сам нередко говорил, Что должен я беречь и прятать, как святыню, Ее невысказанный пыл. Ты музу скромную, не зная оправданья, Так откровенно презирал… О, я тебе скажу, как часто в час страданья Ее, изменницу, я звал! Я расскажу тебе, как я в тоске нежданной, Ища желаниям предел, Однажды полюбил… такой любовью странной, Что долго верить ей не смел. Бог весть, избыток чувств рвался ли неотвязно Излиться вдруг на ком-нибудь, Воображение ль кипело силой праздной, Дышала ль чувственностью грудь,- Но только знаю я, что в жизни одинокой То были лучшие года, Что я так пламенно, правдиво и глубоко Любить не буду никогда. И что ж? Неузнанны, осмеяны, разбиты, К ногам вседневной суеты Попадали кругом, внезапной тьмой покрыты, Мои горячие мечты. Во тьме глухих ночей, глотая молча слезы (А слез, как счастия, я ждал!), Проклятьями корил я девственные грезы И понапрасну проклинал… Порой на будущность надежда золотая Еще светлела впереди, Но скоро и она погасла, умирая, В моей измученной груди… Тому уж год прошел, то было ночью темной. Раз, помню, выбившись из сил, Покинув шумный пир, по площади огромной Я торопливо проходил. Бог знает, отчего тогда толпы веселой Мне жизнь казалась далека, И на сердце моем, как камня гнет тяжелый, Лежала черная тоска. Я помню, мокрый снег мне хлопьями нещадно Летел в лицо; над головой Холодный ветер выл; пучиной безотрадной Висело небо надо мной. Я подошел к Неве… Из-за свинцовой дали Она глядела все темней, И волны в полосах багровых колебали Зловещий отблеск фонарей. Я задрожал… И вдруг, отчаяньем томимый, С последним ропотом любви На мысль ужасную напал… О, мимо, мимо, Воспоминания мои! Но образы иные Меня преследуют порой: То детства мирного виденья золотые Встают нежданно предо мной, И через длинный ряд тоски, забот, сомненья Опять мне слышатся в тиши И игры шумные, и тихие моленья, И смех неопытной души. То снова новичком себя я вижу в школе… Мой громкий смех замолк давно; Я жадно рвусь душой к родным полям и к воле, Мне все так дико и темно. И тут-то в первый раз, небесного напева Кидая звуки по земле, Явилась мне она, божественная дева, С сияньем музы на челе. Могучей красотой она не поражала, Не обнажала скромных плеч, Но сладость тихую мне в душу проливала Ее замедленная речь. С тех пор везде со мной: в трудах, в часы досуга, В мечте обманчивого сна, С словами нежными заботливого друга, Как тень, носилася она; Дрожащий звук струны, шумящий в поле колос, Весь трепет жизни в ней кипел; С рыданием любви ее сливался голос И песни жалобные пел. Но, утомленная моей борьбой печальной, Моих усилий не ценя, Уже давно, давно с усмешкою печальной Она покинула меня; И для меня с тех пор весь мир исчез, объятый Какой-то страшной пустотой, И сердце сражено последнею утратой, Забилось прежнею тоской. Вчера еще в толпе, один, ища свободы, Я, незамеченный, бродил И тихо вспоминал все прожитые годы, Все, что я в сердце схоронил. «Семнадцать только лет! — твердил я, изнывая , — А сколько горечи, и зла, И бесполезных мук мне эта жизнь пустая Уже с собою принесла!» Я чувствовал, как рос во мне порыв мятежный, Как желчь кипела все сильней, Как мне противен был и говор неизбежный, И шум затверженных речей… И вдруг передо мной, небесного напева Кидая звуки по земле, Явилася она, божественная дева, С сияньем музы на челе. Как я затрепетал, проникнут чудным взором, Как разом сердце расцвело! Но строгой важностью и пламенным укором Дышало милое чело. «Когда взволнован ты,- она мне говорила,- Когда с тяжелою тоской Тебя влечет к добру неведомая сила, Тогда зови меня и пой! Я в голос твой пролью живые звуки рая, И пусть не слушают его, Но с ним твоя печаль, как пыль, исчезнет злая От дуновенья моего! Но в час, когда томим ты мыслью беспокойной, Меня, посланницу любви, Для желчных выходок, для злобы недостойной И не тревожь, и не зови!..» Скажи ж, о муза, мне: святому обещанью Теперь ты будешь ли верней? По-прежнему ль к борьбе, к труду и упованью Пойдешь ты спутницей моей? И много ли годов, тая остаток силы, С тобой мне об руку идти, И доведешь ли ты скитальца до могилы Или покинешь на пути? А может быть, на стон едва воскресшей груди Ты безответно замолчишь, Ты сердце скорбное обманешь, точно люди, И точно радость — улетишь?.. Быть может, и теперь, как смерть неумолима, Затем явилась ты сюда, Чтобы в последний раз блеснуть неотразимо И чтоб погибнуть навсегда?