Вечерний час

Волшебный час вечерней тишины, Исполненный невидимых внушений, В моей душе расцвечивает сны. В вечерних водах много отражений, В них дышит Солнце, ветви, облака, Немые знаки зреющих решений. А между тем широкая река Стремит вперед свободное теченье, Своею скрытой жизнью глубока. Минувшие незнанья и мученья Мерцают бледнолицею толпой, И я к ним полон странного влеченья. Мне снится сумрак бледно-голубой, Мне снятся дни невинности воздушной, Когда я не был — для других — судьбой. Теперь, толпою властвуя послушной, Я для нее — палач и божество, Картинность дум — в их смене равнодушной. Но не всегда для сердца моего Был так отвратен образ человека, Не вечно сердце было так мертво. Мыслитель, соблазнитель, и калека, Я более не полюблю людей, Хотя бы прожил век Мельхиседека. О, светлый май, с блаженством без страстей! О, ландыши, с их свежестью истомной! О, воздух утра, воздух-чародей! Усадьба. Сад с беседкою укромной. Безгрешные деревья и цветы. Луна весны в лазури полутемной. Все памятно. Но Гений Красоты С Колдуньей Знанья, страшные два духа, Закляли сон младенческой мечты. Колдунья Знанья, жадная старуха, Дух Красоты, неуловимый змей, Шептали что-то вкрадчиво и глухо. И проклял я невинность первых дней, И проходя уклонными путями, Вкусил всего, чтоб все постичь ясней. Миры, века — насыщены страстями. Ты хочешь быть бессмертным, мировым? Промчись, как гром, с пожаром и с дождями. Восторжествуй над мертвым и живым, Люби себя — бездонно, ненасытно, Пусть будет символ твой — огонь и дым. В борьбе стихий содружество их слитно, Соедини их двойственность в себе, И будет тень твоя в веках гранитна. Поняв Судьбу, я равен стал Судьбе, В моей душе равны лучи и тени, И я молюсь — покою и борьбе. Но все ж балкон и ветхие ступени Милее мне, чем пышность гордых снов, И я миры отдам за куст сирени. Порой-порой! весь мир так свеж и нов, И все влечет, все близко без изъятья, И свист стрижей, и звон колоколов, Покой могил, незримые зачатья, Печальный свет слабеющих лучей, Правдивость слов молитвы и проклятья, — О, все поет и блещет как ручей, И сладко знать, что ты как звон мгновенья, Что ты живешь, но ты ничей, ничей Объятый безызмерностью забвенья, Ты святость и преступность победил, В блаженстве мирового единенья. Туман лугов, как тихий дым кадил, Встает хвалой гармонии безбрежной, И смыслы слов ясней в словах светил Какой восторг — вернуться к грусти нежной, Скорбеть, как полусломанный цветок, В сознании печали безнадежной. Я счастлив, грустен, светел, одинок, Я тень в воде, отброшенная ивой, Я целен весь, иным я быть не мог. Не так ли предок мои вольнолюбивый, Ниспавший светоч ангельских систем, Проникся вдруг печальностью красивой, — Когда, войдя лукавостью в Эдем, Он поразился блеском мирозданья, И замер, светел, холоден, и нем. О, свет вечерний! Позднее страданье!