Зачарованная эпиграмма

Рифм написал я семь томов Для Джона Меррея столбцов. Немного было переводов Для галльских и других народов; Для немцев два, — но их язык Мне чужд: к нему я не привык. Страсть воспевал я вдохновенно, (Что нынче петь несовременно), Кровосмешение, разврат И прочих развлечений ряд, На сценах услаждавших взгляды И персов, и сынов Эллады. Да, романтичен был мой стих, И пылок, по словам других. Чистосердечно иль притворно, Но многие твердят упорно, Что в подражаньях древним, — им Стиль классиков невыносим. Но я к нему давно привычен, — И, — как-никак, — теперь классичен, Но промах я уразумел И, чтоб исправиться, запел О деле более достойном — Подобном славным, древним войнам. Слагал я песни, как Нерон, — И Риццо пел, — как Рим пел он. Я пел и что ж?.. Скажу без лести Великой вдруг добился чести: Четыре первые стиха (Хотя они не без греха) Наметили для переводов Четырнадцать чужих народов! Так меркнет блеск семи томов Пред славой четырех стихов. Я эту славу посвящаю Ринальдо повести моей. В ней «аппетит» я воспеваю А переводчик — (о, злодей!) С развязностью донельзя милой Его вдруг заменяет «силой». О Муза, близок твой полет, Так дай же, Риццо, мне доход!