Обороняться, значит

Мой стол — вот весь мой наркомат. Я — не присяжный дипломат, Я — не ответственный политик, Я — не философ-аналитик. И с той и с этой стороны Мои познания равны. Чему равны — иное дело, Но мной желанье овладело: Склонясь к бумажному листу, Поговорить начистоту О том, о чем молчат обычно Иль пишут этак «заковычно», Дипломатично, Политично, Владея тонким ремеслом Не называть осла ослом И дурачиной дурачину, А величать его по чину И выражать в конце письма Надежды мирные весьма. Я фельетон пишу — не ноту. Поэт, как там ни толковать, Я мог бы всё ж претендовать На «поэтическую» льготу: Поэт — известно-де давно — Из трезвых трезвый, всё равно, В тисках казенного пакета Всегда собьется с этикета И даст фантазии простор, — Неоспорима-де примета: Нет без фантазии поэта. Так утверждалось до сих пор. Вступать на эту тему в спор Нет у меня большой охоты (Спор далеко б меня завлек). Таков уж стиль моей работы: Я не стремлюсь добиться льготы Под этот старый векселек. Но к озорству меня, не скрою, Влечет несказанно порою, Поговорить на «свой» манер О… Розенберге, например. Вот фантазер фашистской марки! Пусть с ним сравнится кто другой, Когда, «соседке дорогой» Суля «восточные подарки», Он сочиняет без помарки: «Я докажу вам в двух строках… Подарки вот… почти в руках… Вот это — нам, вот это — Польше… Коль мало вам, берите больше… Вести ль нам спор о пустяках? Не то что, скажем, половину — Всю забирайте Украину. А мы Прибалтикой парад Промаршируем в Ленинград, Плацдарм устроив эйн-цвей-дрейно От Ленинграда и до Рейна. Мы, так сказать, за рыбный лов, Араки, скажем так, а раки… Ну мало ль есть еще голов, Антисоветской ждущих драки На всем двойном материке! Я докажу в одной строке…» Состряпав из Европ и Азии, Невероятный винегрет, Фашистский выявил полпред (Полпред для всяческих «оказий») Вид политических фантазий, Переходящих в дикий бред. То, что «у всякого барона Своя фантазия», увы, Не миновало головы Сверхфантазера и патрона Фашистских горе-молодцов, И Розенберг в конце концов С неподражаемым экстазом Пленяет, стряпая статью, Соседку милую свою Чужого бреда пересказом. Придет — она не за горой — Пора, когда советский строй, Преодолевши — вражьи козни, Сменив истории рычаг, Последний сокрушит очаг Национальной лютой розни, — Не за горою та пора, Когда по школам детвора, Слив голоса в волне эфирной, Петь будет гимны всеземной, Всечеловечески родной, Единой родине — всемирной, — Когда из книжечки любой, Как факт понятный сам собой Из первой строчки предисловия, Узнает розовый юнец, Что мир покончил наконец С периодом средневековья, Что рухнула, прогнив дотла, Его отравленная масса И что фашистскою была Его последняя гримаса. Фашизм не пробует юлить И заявляет откровенно, Что он готовится свалить, Поработить и разделить Страну Советов непременно. Бред?.. Мы должны иметь в виду: Фашисты бредят — не в бреду, Не средь друзей пододеяльных, Патологически-скандальных, Нет, наяву, а не во сне Они готовятся к войне, Ища союзников реальных, Точа вполне реальный нож, Нож для спины реальной тож. Одно лишь в толк им не дается, Что им, затейщикам войны, В бою вот этой-то спины Никак увидеть не придется, — Что на любом мы рубеже И день и ночь настороже И, чтоб не знать в борьбе урону, Так понимаем оборону: Обороняться — не трубить, Не хвастаться, не петушиться, Обороняться — значит бить, Так бить, чтоб с корнем истребить Тех, кто напасть на нас решится, Тех, кто, заранее деля Заводы наши и поля, Залить их мыслит нашей кровью, Тех, кто в борьбе с советской новью Захочет преградить ей путь, Чтоб мир, весь мир, опять вернуть К звериному средневековью И путь к культуре — отрубить. Обороняться — значит бить! И мы — в ответ на вражьи ковы, — Не скрою, к этому готовы!