Гил Моррис

Гил Моррис сыном эрла был, Но всюду славен он Не за богатое житье И не за гордый тон, А из-за леди молодой Из Кэрронских сторон. «О, где гонец, кому чулки Мне с башмаками дать? Пусть к лорду Барнарду спешит — К нам леди в гости звать! О Вилли, быть тебе гонцом, Подходишь ты вполне, И, где другой пойдет пешком, Помчишься на коне!» «О нет! О нет, мой господин! Задача не но мне! Я ехать к Барнарду боюсь С письмом к его жене. «Мой Вилли, милый Вилли мой, Мой птенчик дорогой, Меня ослушаться нельзя — Ступай и — бог с тобой!» «Нет! Нет! Мой добрый господин! Зеленый лес — твой дом! Оставь свой замысел, оставь, Чтоб не жалеть потом!» «Скачи к ним в замок, я сказал, К нам госпожу зови! А не исполнишь мой приказ — Умоешься в крови! Пусть плащ принять благоволит, Весь в золоте, с каймой, Пускай придет совсем одна, Чтоб свидеться со мной. Отдай рубашку ей мою, Что вышита крестом, И поскорей проси прийти, Чтоб лорд не знал о том». «Ну что ж! Я выполню приказ, Но месть найдет тебя, Не хочешь слушать слов моих, Пеняй же на себя. Лорд Барнард мощен и свиреп, Не терпит сраму он, И ты до вечера поймешь, Сколь мало ты силен! Приказ твой — для меня закон, Но горе будет, знай! Все обернется не добром — Сам на себя пеняй!» И, мост разбитый повстречав, Он лук сгибал и плыл, И, на зеленый луг ступив, Бежал что было сил. И, к замку Барнарда примчав, Не крикнул: «Отвори!» — А в стену лук упер и — прыг! — И тотчас был внутри! Он страже слова не сказал О деле о своем, А прямо в зал прошел, где все Сидели за столом. «Привет, милорд и госпожа! Я с делом и спешу! Вас, госпожа, в зеленый лес Пожаловать прошу. Благоволите плащ принять Весь в золоте с каймой. А посетить зеленый лес Вам велено одной. Не эту ли рубашку вы Расшили всю крестом? Гил Моррис вас просил прийти, Чтоб лорд не знал о том». Но леди топнула ногой И бровью повела, И речь ответная ее Достойною была: «Ты, верно, к горничной моей И спутал имена!» «Нет, к леди Барнард послан я. По-моему, вы — она!» Тут хитрая мамка с дитем на руках Молвила в стороне: «Если это Гил Моррис послал, Очень приятно мне!» «Ты врешь, негодница мамка, врешь! Ибо для лжи создана! Я к леди Барнард послан был. По-моему, ты — не она!» Но грозный Барнард между тем Озлился и вспылил; Забыв себя, дубовый стол Он пнул, что было сил,— И утварь всю, и серебро Сломал и перебил. «Эй, платье лучшее свое Снимай, жена, с крюка! Пойду взгляну в зеленый лес На твоего дружка!» «Лорд Барнард, не ходи туда, Останься дома, лорд; Известно всем, что ты жесток Не менее, чем горд». Сидит Гил Моррис в зеленом лесу, Насвистывает и поет: «О, почему сюда люди идут, А мать моя не идет?» Как пряжа златая Минервы самой, Злато его волос. Губы, точно розы в росе, Дыханье — душистей роз. Чело его, словно горный снег, Над которым встал рассвет. Глаза его озер голубей. А щеки — маков цвет. Одет Гил Моргрис в зеленый наряд Цвета юной весны. И долину он заставил звенеть, Как дрозд с верхушки сосны. Лорд Барнард явился в зеленый лес, Томясь от горя и зла, — Гил Моррис причесывает меж тем Волосы вкруг чела. И слышит лорд Барнард, как тот поет; А песня такой была, Что ярость любую могла унять, Отчаянье — не могла. «Не странно, не странно, Гил Моррис, мне, Что леди ты всех милей. И пяди нет на теле моем Светлее пятки твоей. Красив ты, Гил Моррис, но сам и пеняй Теперь на свою красу. Прощайся с прекрасной своей головой — Я в замок ее унесу». И выхватил он булатный клинок, И жарко блеснул клинок, И голову Гила, что краше нет, Жестокий удар отсек. Прекрасную голову лорд приказал Насадить на копье И распоследнему смерду велел В замок нести ее. Он тело Гила Морриса взял, Седла поперек взвалил, И привез его в расписной покой, И на постель положил. Леди глядит из узких бойниц, Бледная точно смерть, И видит, голову на копье Несет распоследний смерд. «Я эту голову больше люблю И эту светлую прядь, Чем лорда Барнарда с графством его, Которое не обскакать. Я Гила Морриса своего Любила, как никого!» И в подбородок она и в уста Давай целовать его. «В отцовском дому я тебя зачала, Ославив отцовский дом. Растила в добром зеленом лесу Под проливным дождем. Сидела, бывало, у зыбки твоей, Боясь тебя разбудить. Теперь мне к могиле твоей ходить — Соленые слезы лить!» Потом целовала щеку в крови И подбородок в крови: «Никто и ничто не заменят мне Этой моей любви!» «Негодная грешница, прочь от меня! Твое искупленье — смерть! Да знал бы я, что он тебе сын, Как бы я мог посметь?!» «О! Не кори, лорд Барнард, не мучь Злосчастную ты меня! Пронзи мне сердце кровавым клинком, Чтоб не видеть мне бела дня! И если Гила Морриса смерть Твою ревность унять могла, Сгуби, лорд Барнард, тогда и меня, Тебе не желавшую зла!» «Теперь ни тьма, ни белый свет Не уймут моей маеты,— Я стану скорбеть, я стану точить Слезы до слепоты. Достаточно крови пролил я — К чему еще кровь твоя? О, почему вместо вас двоих Бесславно не умер я? Мне горше горя слезы твои — Но как я мог, как я мог Своею проклятою рукой Вонзить в него клинок? Не смоют слезы, госпожа, Содеянного во зле! Вот голова его на копье, Вот кровь на сырой земле. Десницу я проклял за этот удар, Сердце — за злую мысль, Ноги за то, что в лесную дебрь Безудержно понеслись! И горевать я стану о нем, Как если б он сын мне, был! И не забуду страшного дня, Когда я его сгубил!»