В отечестве пророков нет

Памяти Ю.Силантьева В отечестве пророков нет. И было всё обыкновенно: Мотор. Подзвучка. Полный свет. И у оркестра — третья смена. И в зале нет свободных мест. Софитов огненные жала. И дирижёрский точный жест, Провозглашающий Начало. Да, было всё как сотни раз… Сменялись, словно дни недели, Певцы и песни. Телеглаз Следил за сценою, где пели Кумиры наших прошлых дней И те, что нынче знамениты. И только сердцу чуть тесней В груди. И жалили софиты Острее. Барабан гудел Сильней. Заканчивались сутки. И в этот миг Кобзон запел О том о малом промежутке… А дирижёр все примечал: Что «до» должно быть чуть повыше, Что вдруг затих беспечный зал. Но он (как странно!) не расслышал, Что это все в последний раз, Что скоро кончится усталость, Что жить ему всего лишь час На этом свете оставалось. В отечестве пророков нет. Но завтрашней не будет ночи… Всем людям на земле поэт И жизнь, и гибель напророчил. О, этих образов и слов Испепеляющее пламя! И вечный зов, солдатский зов, Зов, изречённый журавлями… Да. Песня нас переживёт. И мы на это не в обиде. Но кто-то в зале вдруг всплакнёт, Как после, там, на панихиде, Морозным утром. А пока Ждёт хор торжественного знака, И поднимается рука Перед последнею атакой. Нацелен в будущее взгляд, Исполнен верою всегдашней. А журавли уже летят Почти над самой телебашней… Осталось несколько минут. Сойдясь в мгновенья роковые, Его во тьме, в кулисах ждут С ушедшими еще живые. Со сцены вынесут его. Солдатик, тот, кто всех моложе, Солист ансамбля МВО, Маэстро на шинель уложит… Останутся в строю бойцы, Неразмагниченные нервы, Непокорённые певцы, Останутся и боль, и вера, Из этих лет, из этих бед Не извлечённые уроки… В отечестве пророков нет. Но в песне есть свои пророки.