Жуткое столетие

В понедельник (дело было к вечеру, Голова болела — прямо адово) Заявляюсь я в гараж к диспетчеру, Говорю, что мне уехать надобно. Говорю, давай путёвку выпиши, Чтоб куда подале да посеверней! Ты меня не нюхай, я не выпивши, Это я с тоски такой рассеянный. Я гулял на свадьбе в воскресение, Тыкал вилкой в винегрет, закусывал, Только я не пил за счастье Ксенино, И вообще не пил, а так… присутствовал. Я ни шкалика и ни полшкалика, А сидел жевал горбушку чёрного, Всё глядел на Ксенькина очкарика, Как он строил из себя учёного. А я, может, сам из семинарии. Может, шоферюга я по случаю, Вижу, даже гости закемарили, Даже Ксенька, вижу, туча тучею. Ну а он поёт, как хор у всенощной, Всё про иксы, игреки да синусы, А костюмчик — и взглянуть-то не на что: Индпошив, фасончик «на-ка, выкуси»! И живёт-то он не в Дубне атомной, А в НИИ каком-то под Каширою, Врет, что он там шеф над автоматною Электронно-счётною машиною. Дескать, он прикажет ей: помножь-ка мне Двадцать пять на девять с одной сотою, — И сидит потом, болтает ножками, Сам сачкует, а она работает. А она работает без ропота, Огоньки на пульте обтекаемом! Ну, а нам-то, нам-то среди роботов, Нам что делать, людям неприкаянным?! В общем, слушал я, как замороженный, А потом меня как чтой-то подняло. Встал, сказал: — За счастье новорожденной! Может, кто не понял — Ксенька поняла! И ушёл я, не было двенадцати, Хлопнул дверью — празднуйте, соколики! И в какой-то вроде бы прострации Я дошёл до станции «Сокольники». В автомат пятак засунул молча я, Будто бы в копилку на часовенку, Ну а он залязгал, сука волчая, И порвал штаны мне снизу доверху. Дальше я не помню, дальше — кончики! Плакал я и бил его ботинкою, Шухера свистели в колокольчики, Граждане смеялись над картинкою. Так давай, папаша, будь союзником, До суда поезжу дни последние, Ах, обрыдла мне вся эта музыка, Это автоматное столетие!