Вполголоса

1 Даже для самого красного слова Не пытаюсь притворяться я. Наша память — это суровая Неподкупная организация. Ведет учет без пера и чернила Всему, что случилось когда-либо. Помнит она только то, что было, А не то, что желали бы. Например, я хотела бы помнить о том, Как я в Октябре защищала ревком С револьвером в простреленной кожанке. А я, о диван опершись локотком, Писала стихи на Остоженке. Я писала лирически-нежным пером. Я дышала спокойно и ровненько, Л вокруг, отбиваясь от юнкеров, Исходили боями Хамовники. Я хотела бы помнить пороховой Дым на улице Моховой, Возле университета. Чуя смертный полет свинца, Как боец и жена бойца, Драться за власть Советов, Невзирая на хлипкий рост, Ходить в разведку на Крымский мост. Но память твердит об одном лишь: «Ты этого, друг мой, не помнишь». История шла по стране напрямик, Был полон значения каждый миг, Такое не повторится. А я узнала об этом из книг Или со слов очевидцев. А я утопала во дни Октября В словесном шитье и кройке. Ну что же! Ошибка не только моя, Но моей социальной прослойки. Если б можно было, то я Перекроила бы наново Многие дни своего бытия Закономерно и планово. Чтоб раз навсегда пробиться сквозь это Напластование фактов, Я бы дала объявленье в газету, Если б позволил редактор: «Меняю уютное, светлое, теплое, Гармоничное прошлое с ванной — На тесный подвал с золотушными стеклами, На соседство гармоники пьяной». Меняю. Душевною болью плачу. Но каждый, конечно, в ответ: «Не хочу». 2 Пафос мне не свойствен по природе. Буря жестов. Взвихренные волосы. У меня, по-моему, выходит Лучше то, что говорю вполголоса. И сейчас средь песенного цикла, Вызванного пафосом торжеств, К сожаленью, слаб, как я привыкла, Голос мой. И не широк мой жест. Но пускай не громко, неужели Не скажу о том, что, может быть, Есть и у поэта достиженья, О которых стоит говорить? Он (поэт), который с неохотой Оторвался от былой главы, Он, который в дни переворота С революциями был на «вы», Он, который, вырванный с размаху Из своих ненарушимых стeн, Был подвержен страху смерти, страху Жизни, страху перемен,— Он теперь, хоть он уже не молод И осталась жизни только треть, Меньше ощущает жизни холод И не так боится умереть. И ему почти уже неведом Страх перед последнею межой. Это есть поэтова победа Над своей старинною душой. И, живя и ярче и полнее, Тот, о ком сейчас я говорю, Это лучшее, что он имеет, Отдает сегодня Октябрю.