У новогодней ёлки

Никто мне в детстве не дарил игрушек, Ни разу я на ёлке не бывал. В лесу я слушал, но не птиц, а пташек, Как мой отец пернатых называл. На плавал я в проливе Лаперуза, Морских просторов не видал пока. И не читал я Робинзон Крузо, А знал лишь про Ивана-дурака. И хоть я первым в школьных шёл науках, Всё до последней понимал строки, Ходил я в школу не в штанах, не в брюках, А — уж простите! — надевал портки. У нас такое издавна водилось — Не мог я стать со всеми наравне: Что хорошо — к другим само катилось, А что плохое — доставалось мне… Но я отнюдь не жалуюсь на это И не ищу спасительной статьи: С тех пор как взвился жаркий стяг Советов, Все жалобы рассмотрены мои; Все судьбы изменились людские, И, с вещим словом ленинским в душе, Мы за полвека сделались такие, Что нам весь свет завидует уже. И что там пенье птушек или пташек, Когда нам в руки отдана сполна Не только ты, Земля родная наша, Но отдан Марс, Венера и Луна. И нам в Державе Дружбы и Согласья Доступно всё, чем ни было б оно. И все мои несчастья и ненастья Давно прошли. Рассеялись давно. И жить бы мне, забыв про все невзгоды, — Просторно, щедро, а не как-нибудь. Да только жаль, что быстро тают годы И их уже никак нельзя вернуть. И все мне горше с каждым расставаться, От каждого всё дальше отступать. Ах, если бы сбросить лет хотя бы двадцать, А если можно, то и двадцать пять! Лет двадцать пять… Пустое искушенье! — Бессильна здесь сама природа-мать. И всё же, всё ж великое свершенье Великих дел я мог бы увидать! И всё же, всё ж мне очень бы хотелось Увидеть мир в грядущем бытии. Я б сделал все, что нынче не успелось, И думы б все додумал я свои. И сверх того — пускай совсем не первым! — На Марсе и, конечно, на Луне Я побывать хотел бы. И, наверно, Прогулку эту разрешили б мне.