Я помню своды низкого подвала

Отрывок Я помню своды низкого подвала, Расчерченные углем и огнем. Все четверо сходились мы, бывало, Там посидеть, болтая, за вином. И зеркало большое отражало Нас, круглый стол и лампу над столом. Один все пил, нисколько не пьянея, — Он был навязчивый и злой нахал. Другой веселый, а глаза — синее Волны, что ветерок не колыхал. Умершего я помню всех яснее — Он красил губы, кашлял и вздыхал. Шел разговор о картах или скачках Обыкновенно. Грубые мечты О драках, о старушечьих подачках Высказывал поэт. Разинув рты, Мы слушали, когда, лицо испачкав Белилами и краской, пела ты; Под кастаньеты после танцевала, Кося и странно поджимая рот. А из угла насмешливо и вяло Следил за нами и тобой урод — Твой муж. Когда меня ты целовала, Я видел, как рука его берет Нож со стола… Он, впрочем, был приучен Тобою ко всему и не дурил. Шептал порой, но шепот был беззвучен, И лишь в кольце поблескивал берилл, Как злобный глаз. Да, — он тебя не мучил И дерзостей гостям не говорил. Так ночь последняя пришла. Прекрасна Особенно была ты. Как кристалл, Жизнь полумертвецу казалась ясной, И он, развеселившись, хохотал, Когда огромный негр в хламиде красной Пред нами, изумленными, предстал. О, взмах хлыста! Метнулись морды волчьи. Я не забуду взора горбуна Счастливого. Бестрепетная, молча Упала на колени ты, бледна. Погасло электричество — и желчью Все захлестнула желтая луна… Мне кажутся тысячелетним грузом Те с легкостью прожитые года; На старике — халат с бубновым тузом, Ты — гордостью последнею горда. Я равнодушен. Я не верю музам И света не увижу никогда.