Из «Римского дневника 1944 года»

Январь 1 Великое бессмертья хочет, А малое себе не прочит Ни долгой памяти в роду, Ни слав на Божием суду, – Иное вымолит спасенье От беспощадного конца: Случайной ласки воскресенье, Улыбки милого лица. 2 января 3 Тебе завет, потомок мой, Земли грядущий поселенец! От зверя-предка путь прямой К звериности глухонемой. От зверя кто спасёт? Младенец. Его лишь ты в себе спаси: Ещё невинный, он играет С лучом и к Богу в небеси, Смеясь, ручонки простирает. 5 января 7 Густой, пахучий вешний клей Московских смольных тополей Я обоняю в снах разлуки И слышу ласковые звуки Давно умолкших окрест слов, Старинный звон колоколов. Но на родное пепелище Любить и плакать не приду: Могил я милых не найду На перепаханном кладбище. 16 января 9 «У лукоморья дуб зелёный…» Он над пучиною солёной Певцом посажен при луке, Растёт в молве укоренённый, Укоренённый в языке. И небылица былью станет, Коли певец её помянет, Коль имя ей умел наречь. Отступит море – дуб не вянет, Пока жива родная речь. 27 января Февраль 3 И поэт чему-то учит, Но не мудростью своей: Ею он всего скорей Всех смутит иль всем наскучит. Жизнь сладка ль на вкус, горька ли, Сам ты должен распознать, И свои у всех печали; Учит он – воспоминать. 11 февраля Март 3 Себя надменно не кори, Что большего не совершил; О том, что мог, не говори, Коль не нашлось на дело сил. Кто стан свой знает, сердцем прост Не тот же ль твой, как ни тянись, Останется природный рост? За тенью славы не гонись. Тень за тобой, не ты за ней; Порой короче тень, чем ты, Порой протянется длинней – Чтоб исказить твои черты. Будь слуха страж: твоя струна (Звал душу лирою Платон) Всегда ль равно напряжена И верен ли звучанья тон? Искусство ангельской руки В целительном наитьи сна Так нагнетёт твои колки, Чтобы не лопнула струна. 16 марта Май 2 Так, вся на полосе подвижной Отпечатлелась жизнь моя Прямой уликой, необлыжной Мной сыгранного жития. Но на себя, на лицедея, Взглянуть разок из темноты, Вмешаться в действие не смея, Полюбопытствовал бы ты? Аль жутко?.. А гляди, в начале Мытарств и демонских расправ Нас ожидает в тёмной зале Загробный кинематограф. 11 мая 3 Оракул муз который век Осуществляет человек: «Одно прекрасное и мило, А непрекрасное постыло». Но, непрекрасного, себя, Живу – стыдясь, а всё ж любя. Не потому ль и Божье слово Внушает нам: «Люби другого, Как любишь самого себя»? 12 мая 9 Европа – утра хмурый холод, И хмурь содвинутых бровей, И в серой мгле Циклопов молот, И тень готических церквей. Россия – рельсовый широкий По снегу путь, мешки, узлы; На странничьей тропе далёкой Вериги или кандалы. Земля – седые океаны, И горных белизна костей, И – как расползшиеся раны По телу – города людей. 23 мая Ноябрь 2 Станет шар земной теснее, Мы содвинемся плотнее, Распрядём кудель в клубок. Мы – волчок над бездной тёмной; Пред вселенною огромной – Звёздной пыли мы комок. Вопросит Судья, от века Смутно жданный, Человека: «Видишь, как ты мал и сир?» В гордом помысле не кайся, От себя не отрекайся, Смело молви: «Я – Твой мир». И, чудесною спиралью Расклубясь, ты даль за далью Обовьёшь твоим кольцом И предстанешь взорам Отчим Уж не известью пред Зодчим, А Его другим Лицом. 5 ноября 8 Некто смерти так боялся (слушал Днём и ночью, не стучится ль гостья), Что, годов промаявшись без мала Восемьдесят и не в силах боле Длить растущий ужас ожиданья, Над могилой с жизнию покончить Рассудил и руки наложил бы На себя, когда бы наважденье Отогнать не подоспела гостья. И сказал ей старец: «Как боялся Я тебя. А ты пришла, как ветер, В добрый час – тоску мою развеять». 28 ноября