Золотые завесы

1 Лучами стрел Эрот меня пронзил, Влача на казнь, как связня Севастьяна; И, расточа горючий сноп колчана, С другим снопом примчаться угрозил. Так вещий сон мой жребий отразил В зеркальности нелживого обмана… И стал я весь — одна живая рана; И каждый луч мне в сердце водрузил Росток огня и корнем врос тягучим; И я расцвел — золотоцвет мечей — Одним из солнц, и багрецом текучим К ногам стекла волна моих ключей… Ты погребла в пурпурном море тело, И роза дня в струистой урне тлела. 2 Сон развернул огнеязычный свиток: Сплетясь, кружим — из ярых солнц одно — Я сам и та, чью жизнь с моей давно Плавильщик душ в единый сплавил слиток. И, мчась, лучим палящих сил избыток; И дальнее расторг Эрот звено,- И притяженной было суждено Звезде лететь в горнило страстных пыток. Но вихрь огня тончайших струн венцом Она, в эфире тая, облачала, Венчала нас Сатурновым кольцом. И страсть трех душ томилась и кричала,- И сопряженных так, лицо с лицом, Метель миров, свивая, разлучала. 3 Во сне предстал мне наг и смугл Эрот, Как знойного пловец Архипелага. С ночных кудрей текла на плечи влага; Вздымались перси; в пене бледный рот… «Тебе слугой была моя отвага, Тебе,- шепнул он,- дар моих щедрот; В индийский я нырнул водоворот, Утешного тебе искатель блага». И, сеткой препоясан, вынул он Жемчужину таинственного блеска. И в руку мне она скатилась веско… И схвачен в вир, и бурей унесен, Как Паоло, с тобой, моя Франческа, Я свил свой вихрь… Кто свеял с вежд мой сон? 4 Таинственная светится рука В девических твоих и вещих грезах, Где птицы солнца на янтарных лозах, Пьют грозднй сок, примчась издалека. И тени белых конниц — облака — Томят лазурь в неразрешенных грозах, И пчелы полдня зыблются на розах Тобой не доплетенного венка… И в сонной мгле, что шепчет безглагольно, Единственная светится рука И держит сердце радостно и больно. И ждет, и верит светлая тоска, И бьется сердце сладко-подневольно, Как сжатая теснинами река. 5 Ты в грезе сонной изъясняла мне Речь мудрых птиц, что с пеньем отлетели За гроздьем — в пищу нам; мы ж на постели Торжественной их ждали в вещем сне. Воздушных тел в божественной метели Так мы скитались, вверя дух волне Бесплотных встреч,- и в легкой их стране Нас сочетал Эрот, как мы хотели. Зане единый предызбрали мы Для светлого свиданья миг разлуки: И в час урочный из священной тьмы Соединились видящие руки. И надо мной таинственно возник Твой тихий лик, твой осветленный лик. 6 Та, в чьей руке златых запруд ключи, Чтоб размыкать волшебные Пактолы; Чей видел взор весны недольней долы И древних солнц далекие лучи; Чью розу гнут всех горних бурь Эолы, Чью лилию пронзают все мечи,- В мерцании Сивиллиной свечи Душ лицезрит сплетенья и расколы. И мне вещала: «Сердце! Рдяный сад, Где Тайная, под белым покрывалом Живых цветов вдыхает теплый яд!.. Ты с даром к ней подходишь огнеалым И шепчешь заговор: кто им заклят, Ужален тот любви цветущим жалом». 7 Венчанная крестом лучистым лань,- Подобие тех солнечных оленей, Что в дебрях воззывал восторг молений,- Глядится так сквозь утреннюю ткань В озерный сон, где заревая рань Купает жемчуг первых осветлений,- Как ты, глядясь в глаза моих томлений, Сбираешь умилений светлых дань, Росу любви, в кристаллы горных лилий И сердцу шепчешь: «Угаси пожар! Довольно полдни жадный дол палили…» И силой девственных и тихих чар Мне весть поет твой взор золото-карий О тронах ангельских и новой твари. 8 Держа в руке свой пламенник опасный, Зачем, дрожа, ты крадешься, Психея, Мой лик узнать? Запрет нарушить смея, Несешь в опочивальню свет напрасный? Желаньем и сомнением болея, Почто не веришь сердца вести ясной,- Лампаде тусклой веришь? Бог прекрасный — Я пред тобой, и не похож на змея. Но светлого единый миг супруга Ты видела… Отныне страстью жадной Пронзенная с неведомою силой, Скитаться будешь по земле немилой, Перстами заградив елей лампадный И близкого в разлуке клича друга. 9 Есть мощный звук: немолчною волной В нем море Воли мается, вздымая Из мертвой мглы все, что — Мара и Майя И в маревах мерцает нам — Женой. Уст матерних в нем музыка немая, Обманный мир, мечтаний мир ночной… Есть звук иной: в нем вир над глубиной Клокочет, волн гортани разжимая. Два звука в Имя сочетать умей; Нырни в пурпурный вир пучины южной, Где в раковине дремлет день жемчужный; Жемчужину схватить рукою смей,- И пред тобой, светясь, как Афродита, В морях горит — Сирена Маргарита. 10 Ad Lydiam ** Что в имени твоем пленит? Игра ль Лидийских флейт разымчивых, и лики Плясуний-дев? Веселий жадных клики — Иль в неге возрыдавшая печаль? Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль? И не затем ли так узывно-дики Тимпан и систр, чтоб заглушить улики Колеблемой любви в ночную даль?.. И светочи полночные колышут Багряным полохом родные сны, И волны тканей теплой миррой дышат… А из окрестной горной тишины Глядят созвездий беспристрастных очи, Свидетели и судьи страстной ночи. 11 Как в буре мусикийский гул Гандарв, Как звон струны в безмолвьи полнолуний, Как в вешнем плеске клик лесных вещуний, Иль Гарпий свист в летейской зыби лавр,- Мне Память вдруг, одной из стрел-летуний Дух пронизав уклончивей, чем Парф, Разящий в бегстве,- крутолуких арф Домчит бряцанье и, под систр плясуний, Псалмодий стон,- когда твой юный лик, Двоясь волшебным отсветом эонов, Мерцает, так священственно велик, Как будто златокрылый Ра пилонов Был твой пестун и пред царевной ник Челом народ бессмертных фараонов. 12 Клан пращуров твоих взрастил Тибет, Твердыня тайн и пустынь чар индийских, И на челе покорном — солнц буддийских Напечатлел смиренномудрый свет. Но ты древней, чем ветхий их завет, Я зрел тебя средь оргий мусикийских, Подъемлющей, в толпе рабынь нубийских, Навстречу Ра лилеи нильской цвет. Пяти веков не отлетели сны, Как, деву-отрока, тебя на пире Лобзал я в танце легкой той Весны, Что пел Лоренцо на тосканской лире: Был на тебе, сапфиром осиян, В кольчуге золотых волос, тюрбан. 13 В слиянных снах, смыкая тело с телом, Нам сладко реять в смутных глубинах Эфирных бездн, иль на речных волнах, Как пена, плыть под небом потемнелым. То жаворонком в горних быстринах, То ласточкой по мглам отяжелелым — Двоих Эрот к неведомым пределам На окрыленных носит раменах… Однажды въяве Музой ясноликой Ты тела вес воздушный оперла Мне на ладонь, с кичливостью великой Эрот мне клекчет клекотом орла: «Я в руку дал тебе державной Никой — Ее, чьи в небе легких два крыла!» 14 Разлукой рок дохнул. Мой алоцвет В твоих перстах осыпал, умирая, Свой рдяный венчик. Но иного рая В горящем сердце солнечный обет Цвел на стебле. Так золотой рассвет Выводит день, багрянец поборая. Мы розе причащались, подбирая Мед лепестков, и горестных примет Предотвращали темную угрозу,- Паломники, Любовь, путей твоих,- И ели набожно живую розу… Так ты ушла. И в сумерках моих,- Прощальный дар — томительно белея, Благоухает бледная лилея. 15 Когда уста твои меня призвали Вожатым быть чрез дебрь, где нет дорог, И поцелуй мне стигмы в руку вжёг,- Ты помнишь лик страстной моей печали… Я больше мочь посмел, чем сметь я мог… Вдруг ожили свирельной песней дали; О гроздиях нам птицы щебетали; Нам спутником предстал крылатый бог. И след его по сумрачному лесу Тропою был, куда, на тайный свет, Меня стремил священный мой обет. Так он, подобный душ вождю, Гермесу,- Где нет путей и где распутий нет,- Нам за завесой раздвигал завесу. 16 Единую из золотых завес Ты подняла пред восхищенным взглядом, О Ночь-садовница! И щедрым садом Раздвинула блужданий зыбкий лес. Так, странствуя из рая в рай чудес, Дивится дух нечаянным отрядом, Как я хмелен янтарным виноградом И гласом птиц, поющих: «Ты воскрес». Эрот с небес, как огнеокий кречет, Упал в их сонм, что сладко так певуч; Жар-птицы перья треплет он и мечет. Одно перо я поднял; в зелот ключ Оно в руке волшебно обернулось… И чья-то дверь послушно отомкнулась.