Дарий

Поэт Ферназ в своей эпической поэме к ответственному приступает месту: поведать предстоит, как Дарий, сын Гистаспа, сел в Персии на царство (от него наш славный Митридат Евпатор происходит, понтийский царь). Тут главное — понять, какие чувства Дарием владели. Гордыня? Упоенье? Может статься, что именно они, а впрочем — нет: скорее Дарий сознавал тщету величия. Итак, в раздумья погружен поэт. И вдруг слуга вбегает, отрывая поэта от работы важной вестью. Война. Мы перешли большими силами границу, сдержав первоначальный натиск римлян. Ферназ ошеломлен. Какая неприятность! Прославленному нашему царю теперь-то уж не до поэм — куда там! Иначе он бы не был Митридатом. Какие там стихи — идет война! Ферназ в отчаянье. Какой удар! И именно теперь, когда бы он известность мог «Дарием» своим снискать и навсегда завистникам ничтожным рот заткнуть. Придется ждать, опять придется ждать. А сколько ждать? Когда бы только это! И сколько сможет продержаться Амис? Еще вопрос, как этот город укреплен. О, римляне опасные враги! Достаточно ли мы, каппадокийцы, сильны, чтобы не уступить? Способны ли мы римским легионам дать отпор? О наши боги, помогите нам! Но огорченье, но глубокая тревога остановить не властны мысль поэта. Гордыня — вот что Дарием владело. И упоенье. Упоенье и гордыня.