Недаром красная луна

Недаром красная луна В тумане сумрачном всходила И свет тревожный наводила Сквозь стекла темного окна. Одной свечой озарены, Вдвоем сидели до утра мы, И тени беглые от рамы У ног скользили, чуть видны. Но вдруг лобзанья прервала И с тихим стоном отклонилась, Рукою за сердце схватилась, Сама, как снег в горах, бела. «Фотис, но что, скажи, с тобой?» Она чуть слышно мне: «Не знаю». Напрасно руки ей лобзаю, Кроплю ее святой водой. Был дик и странен милый взгляд, В тоске одежду рвали руки, И вдруг сквозь стон предсмертной муки Вскричала: «Поздно, милый!.. яд!» И вновь, сломясь, изнемогла, Любовь и страх в застывшем взоре… Меж тем заря на белой шторе Уж пятна красные зажгла. И лик Фотис — недвижно бел… Тяжеле тело, смолкнул лепет — Меня сковал холодный трепет: Без слез, без крика я немел.

Проверь свои знания

Кто автор этих строк?

Мы здорово отстали от полка. Кавказ в доспехах, словно витязь. Шурует дождь. Вокруг ни огонька. Поручик Дозморов, держитесь! Так мой денщик загнулся, говоря: где наша, э, не пропадала. Так в добрый путь. За Бога и царя. За однодума-генерала. За грозный ямб. За трепетный пэон. За утонченную цезуру. За русский флаг. Однако, что за тон? За ту коломенскую дуру. За Жомини, но все-таки успех на всех приемах и мазурках. За статский чин, поручик, и за всех блядей Москвы и Петербурга. За к непокою, мирному вполне, батального покоя примесь. За пакостей литературных вне. Поручик Дозморов, держитесь! И будет день. И будет бивуак. В сухие кители одеты, мы трубочки раскурим натощак, вертя пижонские кисеты.

А если выйдет вовсе и не так? Кручу-верчу стихотвореньем. Боюсь, что вот накаркаю — дурак. Но следую за вдохновеньем. У коней наших вырастут крыла. И воспарят они над бездной. Вот наша жизнь, которая была невероятной и чудесной. Свердловск, набитый ласковым ворьем и туповатыми ментами. Гнилая Пермь. Исетский водоем. Нижне-Исетское с цветами.

Но разве не кружилась голова у девушек всего Урала, когда вот так беседовали два изящных армий генерала? И с почвонюг порой слетала спесь. И то отмечу, как иные авангардисты отдавали честь нам, как солдаты рядовые. Мне все казалось: пустяки, игра. Но лишь к утру смыкаю веки. За окнами блистают до утра Кавказа снежные доспехи.

Два всадника с тенями на восток. Все тверже шаг. Тропа все круче. Я говорю, чеканя каждый слог: черт побери, держись, поручик! Сокрыл туман последнюю звезду. Из мрака бездна вырастает. Храпят гнедые, чуя пустоту. И ветер ментики срывает. И сердце набирает высоту.