Ночью

Шаги за спиною, и черный канал, А на сердце льется тягучий асфальт. Зачем он увидел, зачем он догнал? Пускай бы лишь искры, да сажа из труб, Да куст бузины, неопрятен и тощ, Тщедушный изгнанник младенческих рощ! Обгонит, быть может, и мимо пройдет? Вот эта скамейка в тени на мосту… Нет, шаг замедляет, за руку берет… Теперь никуда от него не уйти! О, как ненавистен и светлый пробор И братом любимый болотистый взор! — Куда вы, Мицци? Час глухой, И место здесь глухое. — Зачем следите вы за мной? Мне тяжелее вдвое. — Я должен вас оберегать, Теперь я вместо брата. — Нет! Вилли будет жить опять, Как с нами жил когда-то! — Стал гуще липкий полумрак. — Не верите? молчите? — Наверно, все и будет так, Как вы того хотите. — Известно, вижу, что-то вам, Чего другой не знает. Быть может, сами были там, Где дух Эдит витает? Зачем молчанием томить? Сознайтесь: были? были??.. Она могла помехой быть — И вы ее убили. Так ясно все! Конечно, вы… Другой посмел бы кто же? Но он смолчал — и вы правы, И все на бред похоже! — Нет, я не убивал… А бред Всегда был в этом деле. Сказали бы: «Виновных нет», — Когда б понять сумели. — Кругом такая пустота… Я ничего не вижу… Я не любила вас всегда, Теперь же ненавижу!.. — Все это бред. Я вам — не враг. Я друг, поймите, Вилли. — Они ускорили свой шаг, Про тех не говорили. И быстро и молча проходят они Заводы, заставы, заборы, мосты… Слилися вдали городские огни, И ветру просторней, и тише дышать… Виднеется вдруг словно вымерший дом — По снам позабытым он сердцу знаком.