Демон. Отрывки из ереванского списка (первая половина 1838 г.)

Посвящение Тебе, Кавказ, суровый царь земли, Я посвящаю снова стих небрежный, Как сына, ты его благослови И осени вершиной белоснежной; От юных лет к тебе мечты мои Прикованы судьбою неизбежной, На севере – в стране тебе чужой – Я сердцем твой, всегда и всюду твой Еще ребенком робкими шагами. Взбирался я на гордые скалы, Увитые туманными чалмами, Как головы поклонников Аллы. Там ветер машет вольными крылами, Там ночевать слетаются орлы, Я в гости к ним летал мечтой послушной И сердцем был – товарищ их воздушный С тех пор прошло тяжелых много лет, И вновь меня меж скал своих ты встретил. Как некогда ребенку, твой привет Изгнаннику был радостен и светел. Он пролил в грудь мою забвенье бед, И дружно я на дружний зов ответил; И ныне здесь, в полуночном краю, Все о тебе мечтаю и пою. Часть первая Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей, И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой: Тех дней, когда в жилище света Блистал он, светлый херувим, Когда бегущая комета Улыбкой ласковой привета Любила поменяться с ним; Когда сквозь вечные туманы Он стройным хором возводил Кочующие караваны В пространстве брошенных светил; Когда он верил и любил; Счастливый первенец творенья Не знал ни страха, ни сомненья, И не грозил душе его Веков бесплодных ряд унылый, И много, много, и всего Припомнить не имел он силы! – С тех пор, отверженный блуждал В пустыне мира без приюта; Во след за веком век бежал, Как за минутою минута Однообразной чередой; Над утомленною землей Обломки старых поколений Сменялись новою толпой Живых заботливых творений; Но тщетны были для детей Отцов и праотцов уроки – У переменчивых людей Не изменилися пороки: Всё так же громкие слова, Храня старинные права, Умы безумцев волновали; Всё те же мелкие печали Ничтожных жителей земных Смешным казались подражаньем Иным, возвышенным страданьям, Не предназначенным для них. ……………… И вот Тамара молодая Берет свой бубен расписной – В ладони мерно ударяя Запели все – одной рукой Кружа его над головой, Увлечена летучей пляской, Она забыла мир земной. Ее узорною повязкой Играет ветер; как волна, Нескромной думою полна, Грудь подымается высоко; Уста бледнеют и дрожат, И жадной страсти полон взгляд – Как страсть, палящий и глубокой. Клянусь полночною звездой, Лучем Заката и Востока, Властитель Персии златой Не целовал такого ока; Гарема брызжущий фонтан Ни разу жаркою порою Своей алмазною росою Не омывал подобный стан; Еще ничья рука земная, По милому челу блуждая, Таких волос не расплела; С тех пор, как мир лишен был рая, Клянусь, красавица такая Под солнцем Юга не цвела!.. И Демон видел… на мгновенье Неизъяснимое волненье В себе почувствовал он вдруг; Немой души его пустыню Наполнил благодатный звук… И вновь постигнул он святыню Любви, добра и красоты!.. В уме холодном и печальном. Воскресли мертвые мечты О прежних днях, о рае дальном Он подойти хотел – не мог. Забыть? – забыться не дал бог! Тогда исполненный досады На этот миг живой отрады, Быть может, посланный творцом – Как бы страшася искушенья – Дух отрицанья и сомненья Закрыл глаза свои крылом. Что пользы? Рано или поздно. Она моя! – сказал он грозно ……………… Вместо монолога Демона «На воздушном океане…» следует другой текст: Взгляни на свод небес широкий:. Там беззаботно, как всегда, Блуждают в синеве высокой Светил свободные стада; О скалы хладные цепляясь, Всё так же бродят облака, – На них роскошно колебаясь, То развиваясь, то свиваясь, Как будто перья шишака, – И, пляской заняты воздушной, На землю смотрят равнодушно: На них, красавица, взгляни, Будь равнодушна, как они Часть вторая «Отец, отец, оставь угрозы, Свою Тамару не брани; Я плачу: видишь эти слезы? – Уже не первые они. Не буду я ничьей женою; Скажи моим ты женихам – Супруг мой взят сырой землею, Другому сердца не отдам. С тех пор – ты помнишь – труп кровавый. К нам верный конь его примчал, С тех пор какой-то дух лукавый Мой ум волшебною отравой Незримой цепью оковал В тиши ночной меня тревожит Толпа печальных, странных снов: Молиться днем душа не может, Мысль далека от звука слов; Огонь по жилам пробегает; Я сохну, вяну день от дня. Отец! Душа моя страдает; Отец мой! Пощади меня! – Отдай в священную обитель Дочь безрассудную свою – Там защитит меня Спаситель, Пред ним тоску мою пролью. На свете нет уж мне веселья… Святыни миром осеня, Пусть примет сумрачная келья, Как гроб, заранее меня». И в монастырь уединенный Ее родные увезли; И власяницею смиренной Грудь молодую облекли. Но и в монашеской одежде, Как под узорною парчей, Все беззаконною мечтой В ней сердце билося, как прежде. Пред алтарем, при блеске свеч В часы божественного пенья Знакомая, среди моленья Ей часто слышалася речь. Под кровом сумрачного храма Знакомый образ иногда Скользил без звука и следа [В тумане легком фимиама:] Он так смотрел, он так манил, Он, мнилось, так несчастлив был. ……………… Утомлена борьбой ужасной Склонится ли на ложе сна – Подушка жжет; ей душно, страшно, И вся, вскочив, дрожит она. Тогда рукою беспокойной. Вдоль по струнам чонгуры стройной Нетерпеливо пробежит. И звучной песнею старинной Молчанье келии пустынной Как бы волшебством оживит. И перед ней былые годы, Лета ребяческой свободы Толпою ласковой встают, И улыбаются, зовут… И вновь кругом мелькают тени, И замолчав, сидит она, Как бы одно их тех видений И неподвижна и бледна.. ……………… Вечерней мглы покров воздушный Уж холмы Грузии одел: Привычке сладостной послушный В обитель Демон прилетел. Но долго, долго он не смел Святыню мирного приюта Нарушить – и была минута Когда казался он готов Оставить умысел жестокий. Задумчив у стены высокой Он бродит, от его шагов Без ветра лист в тени трепещет. Он поднял взор: в ее окно Лампады луч, краснея, блещет; Кого-то ждет она давно. И вот, средь общего молчанья Чонгуры стройное бряцанье И звуки песни раздались; И звуки те лились, лились, Как слезы, мерно, друг за другом; И эта песнь была нежна, Как будто для земли она Была на небе сложена. Не Ангел ли с забытым другом Вновь повидаться захотел, – Сюда украдкою слетел И о былом ему пропел, Чтоб усладить его мученья?.. Тоску любви, ее волненье Постигнул Демон в первый раз; Он хочет в страхе удалиться; Его крыло не шевелится, И чудо! Из померкших глаз Слеза тяжелая катится… Поныне возле башни той Насквозь прожженный виден камень Слезою, жаркою как пламень, Нечеловеческой слезой. И входит он – любить готовый С душой, открытой для добра; И мыслит он, что жизни новой Пришла желанная пора. Но кратко было заблужденье! Глядит, Тамара перед ним Мила, как первый херувим, Как первая звезда творенья… Но горе! Юная княжна В светлице тихой не одна: Посланник рая – Ангел нежный В одежде длинной, белоснежной, Стоит с блистающим челом Перед грузинкою прекрасной И от врага с улыбкой ясной Приосенил ее крылом. И луч божественного света Вдруг ослепил нечистый взор, И вместо сладкого привета, Раздался тягостный укор. ……………… Соблазна полными речами Он отвечал ее мольбам. Стучало сердце в ней, как молот;. По слабым членам смерти холод Промчался гибельной струей, И стон последнего страданья За звуком первого лобзанья В груди раздался молодой… В то время сторож полуночный Один вокруг стены крутой, Когда ударил час урочный Бродил с чугунною доской. И под окошком девы юной Он шаг свой мерный укротил И руку над доской чугунной, Смутясь душой, остановил. И сквозь окрестное молчанье, Ему казалось – слышал он, Двух уст согласное лобзанье, Чуть внятный крик, и слабый стон, И нечестивое сомненье Проникло в сердце старика; Но пронеслось еще мгновенье И смолкло все; издалека Лишь дуновенье ветерка Роптанье листьев приносило, Да с темным берегом уныло Шепталась горная река. Канон угодника святого Спешит он в страхе прочитать, Чтоб навожденье духа злого От грешной мысли отогнать; Крестит дрожащими перстами Мечтой взволнованную грудь И молча скорыми шагами Обычный продолжает путь… Как Пери спящая, мила Она в гробу своем лежала; Белей и чище покрывала Был томный цвет ее чела. Навек опущены ресницы… Но кто б, взглянувши, не сказал, Что взор под ними лишь дремал И, чудный, только ожидал Иль поцелуя, иль денницы? – Но бесполезно луч дневной Скользил по ним струей златой, Напрасно их в немой печали Уста родные целовали… Нет, смерти вечную печать Ничто не в силах уж сорвать! И все, где пылкой жизни сила Так внятно чувствам говорила, Теперь один ничтожный прах: Улыбка страстная застыла, Едва мелькнувши, на устах; Но темен, как сама могила, Печальный смысл улыбки той. Что в ней? – насмешка ль над судьбой? Непобедимое ль сомненье? Иль к жизни хладное презренье? Иль с небом гордая вражда? – Как знать? – Для света навсегда Утрачено ее значенье! Оно невольно манит взор, Как древней надписи узор, Где может быть под буквой странной Таится повесть прежних лет, Символ премудрости туманной – Глубоких дум забытый след. И долго бедной жертвы тленья Не трогал Ангел разрушенья: И были все ее черты Исполнены той красоты, Как мрамор – чуждый выраженья, Лишенный чувства и ума, Таинственный, как смерть сама. Спи непробудно, ангел милый; – Да воцарится тишина Над девственной твоей могилой! И мир душе твоей унылой Где б ни носилася она. Земля недолго обладала Твоей небесной красотой; Но больше многих ты страдала, Любила более иной. Твой жребий было исключенье Твоя душа была из тех, Которых жизнь одно мгновенье Невыносимого мученья, Недосягаемых утех. Творец из лучшего эфира Соткал живые струны их – Они не созданы для мира И мир был создан не для них. Далее, начиная со слов «Уж собрались в последний путь», текст полностью совпадает с VI редакцией (см. стр. 519–522, до «Посвящения»). Текст, не вошедший в другие редакции, выделяется курсивом.