Экспромты 1841 года

Экспромты 1841 года [1] «Очарователен кавказский наш Монако!..» * Очарователен кавказский наш Монако![2] Танцоров, игроков, бретеров в нем толпы; В нем лихорадят нас вино, игра и драка, И жгут днем женщины, а по ночам – клопы, «В игре, как лев, силен…» * В игре, как лев, силен Наш Пушкин Лев, Бьет короля бубен, Бьет даму треф. Но пусть всех королей И дам он бьет: «Ва-банк!» – и туз червей Мой – банк сорвет! «Милый Глебов…» * Милый Глебов, Сродник Фебов, Улыбнись, Но на Наде, Христа ради, Не женись! «Скинь бешмет свой, друг Мартыш…» * Скинь бешмет свой, друг Мартыш, Распояшься, сбрось кинжалы, Вздень броню, возьми бердыш И блюди нас, как хожалый! «Смело в пире жизни надо…» * Смело в пире жизни надо Пить фиал свой до конца. Но лишь в битве смерть – награда, Не под стулом, для бойца. «Велик князь Ксандр и тонок, гибок он…» * Велик князь Ксандр, и тонок, гибок он, Как колос молодой, Луной сребристой ярко освещен, Но без зерна – пустой. «Наш князь Васильчиков…» * Наш князь Василь – Чиков – по батюшке, Шеф простофиль, Глупцов – по дядюшке, Идя в кадриль, Шутов – по зятюшке, В речь вводит стиль Донцов – по матушке. «Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон…» * Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон,[3] Но Соломонов сын, Не мудр, как царь Шалима,[4] но умен, Умней, чем жидовин. Тот храм воздвиг и стал известен всем Гаремом и судом, А этот храм, и суд, и свой гарем Несет в себе самом. «С лишком месяц у Мерлини…» * С лишком месяц у Мерлини Разговор велся один: Что творится у княгини, Здрав ли верный паладин. Но с неделю у Мерлини Перемена – речь не та, И вкруг имени княгини Обвилася клевета. Пьер обедал у Мерлини, Ездил с ней в Шотландку раз,[5] Не понравилось княгине, Вышла ссора за Каррас. Пьер отрекся… И Мерлини, Как тигрица, взбешена. В замке храброй героини, Как пред штурмом, тишина. «Он метил в умники, попался в дураки…» * Он метил в умники, попался в дураки, Ну, стоило ли ехать для того с Оки! «Зачем, о счастии мечтая…» * Зачем, о счастии мечтая, Ее зовем мы: гурия? Она как дева – дева рая, Как женщина же – фурия. «Мои друзья вчерашние – враги…» * Мои друзья вчерашние – враги, Враги – мои друзья, Но, да простит мне грех господь благий, Их презираю я… Вы также знаете вражду друзей И дружество врага, Но чем ползущих давите червей?.. Подошвой сапога. «Им жизнь нужна моя…» * Им жизнь нужна моя, – ну, что же, пусть возьмут, Не мне жалеть о ней! В наследие они одно приобретут – Клуб ядовитых змей. «Ну, вот теперь у вас для разговоров будет…» * Ну, вот теперь у вас для разговоров будет Дня на три тема, И, верно, в вас к себе участие возбудит Не Миллер – Эмма.[6] «Куда, седой прелюбодей…» * Куда, седой прелюбодей, Стремишь своей ты мысли беги? Кругом с арбузами телеги И нет порядочных людей! «За девицей Emilie…» * За девицей Emilie[7] Молодежь как кобели. У девицы же Nadine[8] Был их тоже не один; А у Груши[9] в целый век Был лишь Дикий человек. «Надежда Петровна…» * Надежда Петровна, Отчего так неровно Разобран ваш ряд, И локон небрежный Над шейкою нежной… На поясе нож. C’est un vers qui cloche.[10] «Поверю совести присяжного дьяка…» * * * Поверю совести присяжного дьяка, Поверю доктору, жиду и лицемеру, Поверю, наконец, я чести игрока, Но клятве женской не поверю. «Винтовка пулю верную послала…» * * * Винтовка пулю верную послала, Свинцовая запела и пошла. Она на грудь несча́стливца упала И глубоко в нее вошла. И забаюкала ее, и заласкала, Без просыпа, без мук страдальцу сон свела, И возвратила то, что женщина отняла, Что свадьба глупая взяла… «Приветствую тебя я, злое море…» 1 Приветствую тебя я, злое море, Широкое, глубокое для дум! Стою и слушаю: всё тот же шум И вой валов в твоем просторе, Всё та же грусть в их грустном разговоре. 2 Не изменилося ни в чем ты, злое море, Но изменился я, но я уж не такой! С тех пор, как в первый раз твои буруны-горы Увидел я, – припомнил север свой. Припомнил я другое злое море И край другой, и край другой!..[11] [1] Впервые опубликованы в статье П. К. Мартьянова «Последние дни жизни М. Ю. Лермонтова» в 1892 г. в «Историческом вестнике» (т. 47, № 2 и 3). В эту статью вошли собранные автором в 1870 г. в Пятигорске материалы о Лермонтове. 14 экспромтов, приписываемых поэту, носят легендарный характер, и если в основе их и лежит лермонтовский текст, то он сильно искажен. [2]Монако – маленькое государство в Европе, на побережье Средиземного моря, являющееся международным курортом и прославившееся игорным домом. [3]Соломон – иудейский царь (1020 – 980 гг. до н. э.), славившийся мудростью. Известен как справедливый судья. Во время своего царствования построил в Иерусалиме знаменитый храм. Огромный гарем Соломона вызвал в конце его царствования возмущение единоверцев. [4]Шалим (Солим) – Иерусалим. [5]«Шотландка», или «Каррас», – немецкая колония в 7 верстах от Пятигорска, где находился ресторан Рошке. [6]Миллер и Эмма – истолковываются как зашифрованные имена, в которых скрыты инициалы поэта (Ми Лер), Эмилии и Мартынова (Эм Ma) (см. примечание к экспромту «За девицей Emilie»). [7]Эмилия. (Франц.). Эмилия Александровна Клингенберг, в замужестве Шан-Гирей, падчерица генерал-майора П. С. Верзилина, дом которого в Пятигорске Лермонтов часто посещал в 1841 г. [8]Надежда. (Франц.). Надежда Петровна, дочь Верзилина. [9]Груша – Аграфена Петровна, вторая дочь Верзилина, невеста пристава Дикова («дикий человек»). [10]Вот стих, который хромает. (Франц.). [11]«Очарователен кавказский наш Монако!». Экспромт записан со слов поручика Куликовского. По его словам, был произнесен Лермонтовым на одной из пирушек в Пятигорске. «В игре, как лев, силен»; «Милый Глебов»; «Скинь бешмет свой, друг Мартыш»; «Смело в пире жизни надо». По словам В. И. Чиляева, в доме которого Лермонтов жил в Пятигорске, эти экспромты произнесены в один из июньских вечеров 1841 г. во время игры в карты.