Баллада июльского дня

Серебряные колокольцы у волов на шее. — Дитя из снега и солнца, куда путь держишь? — Иду нарвать маргариток на луг приветный. — Но луг отсюда далеко и полон теней. — Любовь моя не боится теней и ветра. — Бойся солнца, дитя из солнца и снега. — В моих волосах погасло оно навеки. — Белоликая, кто же ты? Твой путь неведом. — Я из ключей кристальных, из любви вечной. Серебряные колокольцы у волов на шее. — А что у тебя на губах так ярко светит? — Звезда, что зажег любимый в жизни и в смерти. — А что у тебя на груди острою веткой? — Меч, что носил любимый в жизни и в смерти. — А что в глазах твоих черных гордым блеском? — Мои печальные думы, что ранят сердце. — Зачем на тебе накидка чернее смерти? — Ах, вдовушка я, и нету меня грустнее! Грущу я по графу Лавру из детской песни, тому, кто из рола Лавров самый первый. — Кого же ты ищешь здесь, раз его нету? — Тело того, кто из Лавров самый первый. — А может, ты ищешь любовь душой неверной? Если ты ищешь любовь, дай бог, встретишь. — Люблю я одни звезды в дальнем небе, ищу одного друга в жизни и в смерти. — Друг твой на дне глубоко, дитя из снега, укрыт гвоздикой и дроком, тоскою вечной. — О, рыцарь далеких странствий, кипарисной тени, хочу тебе лунною ночью душу вверить. — Мечтательная Изида, без меда песни, что льешь на уста ребенка свою легенду, тебе я в дар предлагаю нежное сердце, израненное очами других женщин. — Рыцарь речей любезных, прощай навеки. Ищу я того, кто из Лавров был самый первый. — Прощай же, спящая роза, цветок весенний, идешь ты к любви верной, а я к смерти. Серебряные колокольцы у волов на шее. Пускай истекает кровью мое сердце!