Песни Киплинга

Ты похлопывал гиен дружески по спинам, Родственным пожатием жало кобры жал, Трогал солнце и луну потным карабином, Словно прихоти твоей мир принадлежал. Кроткий глобус по щеке потрепав заранее, Ты, как столб заявочный, в землю вбив приклад, Свил поэзии гнездо в той смертельной ране, Что рукою зажимал рядовой солдат. Песня — шагом, шагом, под британским флагом. Навстречу — пальма пыльная плыла издалека; Меж листами — кровь заката, словно к ране там прижата С растопыренными пальцами рука. Брось! Не думай, Томми, о родимом доме; Бей в барабан! Бей в барабан! Эй, Томми, не грусти! Слава — слева, слава — справа, Впереди и сзади — слава, И забытая могила — посреди… Но, прихрамывая, шел Томми безучастный, Без улыбки, без души, по земле чужой, И смутили Томми слух музыкой прекрасной, Чтоб с улыбкой умирал, убивал — с душой. И взлетела рядом с пулей, со снарядом Песенка: о добрых кобрах, о дневных нетопырях, Об акулах благодарных, о казармах светозарных И о радужных холерных лагерях. Сколько, сколько силы в этой песне было! Сколько жизни…в честь могилы! Сколько истины — для лжи! (Постижим и непостижен, удержал — так отпусти же, Отпусти нас или крепче привяжи!) Песня! Все на свете дышит песней; Ветер, гомон гонга, говор Ганга, мерный шаг слона… Да не спеть нам ни единой, ни единой — лебединой, Ибо в песню вся планета впряжена. …Ноги черные сложив, как горелый крендель, На земле сидит факир — заклинатель змей. Встала кобра как цветок, и на пестрой флейте Песню скорби и любви он играет ей. Точно бусы в три ряда, у него на шее Спит гремучая змея; зло приглохло в ней. Властью песни быть людьми могут даже змеи, Властью песни из людей можно делать змей. …Так прощай, могучий дар, напрасно жгучий! Уходи! Э, нет! Останься! Слушай! Что наделал ты? — Ты, Нанесший без опаски нестареющие краски На изъеденные временем холсты!