Календарь

Покидаю Невскую Дубровку, Кое-как плетусь по рубежу — Отхожу на переформировку И остатки взвода увожу. Армия моя не уцелела, Не осталось близких у меня От артиллерийского обстрела, От косоприцельного огня. Перейдём по Охтенскому мосту И на Охте станем на постой — Отдирать окопную коросту, Женскою пленяться красотой. Охта деревянная разбита. Растащили Охту на дрова. Только жизнь, она сильнее быта: Быта нет, а жизнь ещё жива. Богачов со мной из медсанбата, Мы в глаза друг другу не глядим — Слишком борода его щербата, Слишком взгляд угрюм и нелюдим. Слишком на лице его усталом Борозды о многом говорят. Спиртом неразбавленным и салом Богачов запасливый богат. Мы на Верхней Охте квартируем. Две сестры хозяйствуют в дому, Самым первым в жизни поцелуем Памятные сердцу моему. Помню, помню календарь настольный, Старый календарь перекидной, Записи на нём и почерк школьный. Прежде — школьный, а потом иной. Прежде буквы детские, смешные, Именины и каникул дни. Ну, а после — записи иные. Иначе написаны они. Помню, помню, как мало-помалу Голос горя нарастал и креп: «Умер папа». «Схоронили маму». «Потеряли карточки на хлеб». Знак вопроса — исступлённо-дерзкий. Росчерк — бесшабашно-удалой. А потом — рисунок полудетский: Сердце, поражённое стрелой. Очерк сердца зыбок и неловок, А стрела перната и мила, — Даты первых переформировок. Первых постояльцев имена. Друг на друга буквы повалились, Сгрудились недвижно и мертво: «Поселились. Пили. Веселились». Вот и всё. И больше ничего. Здесь и я с друзьями в соучастье, — Наспех фотографии даря, Переформированные части Прямо в бой идут с календаря. Дождь на стёклах искажает лица Двух сестёр, сидящих у окна; Переформировка длится, длится. Никогда не кончится она. Наступаю, отхожу и рушу Всё, что было сделано не так. Переформировываю душу Для грядущих маршей и атак. Вижу вновь, как, в час прощаясь ранний, Ничего на память не берём. Умираю от воспоминаний Над перекидным календарём.