Сакья-Муни

По горам, среди ущелий темных, Где ревел осенний ураган, Шла в лесу толпа бродяг бездомных К водам Ганга из далеких стран. Под лохмотьями худое тело От дождя и ветра посинело. Уж они не видели два дня Ни приютной кровли, ни огня. Меж дерев во мраке непогоды Что-то там мелькнуло на пути; Это храм, — они вошли под своды, Чтобы в нем убежище найти. Перед ними на высоком троне — Сакья-Муни, каменный гигант. У него в порфировой короне — Исполинский чудный бриллиант. Говорит один из нищих: «Братья, Ночь темна, никто не видит нас, Много хлеба, серебра и платья Нам дадут за дорогой алмаз. Он не нужен Будде: светят краше У него, царя небесных сил, Груды бриллиантовых светил В ясном небе, как в лазурной чаше…» Подан знак, и вот уж по земле Воры тихо крадутся во мгле. Но когда дотронуться к святыне Трепетной рукой они хотят — Вихрь, огонь и громовой раскат, Повторенный откликом в пустыне, Далеко откинул их назад. И от страха всё окаменело, Лишь один — спокойно-величав — Из толпы вперед выходит смело, Говорит он богу: «Ты неправ! Или нам жрецы твои солгали, Что ты кроток, милостив и благ, Что ты любишь утолять печали И, как солнце, побеждаешь мрак? Нет, ты мстишь нам за ничтожный камень, Нам, в пыли простертым пред тобой, — Но, как ты, с бессмертною душой! Что за подвиг сыпать гром и пламень Над бессильной, жалкою толпой, О, стыдись, стыдись, владыка неба, Ты воспрянул — грозен и могуч, — Чтоб отнять у нищих корку хлеба! Царь царей, сверкай из темных туч, Грянь в безумца огненной стрелою, — Я стою как равный пред тобою И, высоко голову подняв, Говорю пред небом и землею: «Самодержец мира, ты неправ!»» Он умолк, и чудо совершилось: Чтобы снять алмаз они могли, Изваянье Будды преклонилось Головой венчанной до земли, — На коленях, кроткий и смиренный, Пред толпою нищих царь вселенной, Бог, великий бог, — лежал в пыли!