Когда, туманные, мы свиделись впервые

Когда, туманные, мы свиделись впервые, когда задумчиво вернулся я домой, мне все мерещились глаза твои живые сквозь дымку чуждости. Я заперся в немой и светлой мастерской, моих видений полной, где в солнечной пыли белеет бог безмолвный, где музу радуют два бронзовых борца, их мышцы вздутые, лоснящиеся спины, и в глыбе голубой сырой и нежной глины я призрак твоего склоненного лица руками чуткими по памяти наметил: но за туманами еще таилась ты, и сущности твоей тончайшие черты в тот день я не нашел. И вновь тебя я встретил, и вновь средь тишины высокой мастерской, забыв наружный мир, с восторгом и тоской, я жадно стал творить, и вновь прервал работу… Чредой сияли дни, чредой их позолоту смывала мгла ночей. Я грезил и ваял, и приходил к тебе, простые слышал речи, глубокий видел взор, и после каждой встречи чертою новою, волшебной наполнял несовершенное твое изображенье. Порой казалось мне, что кончен тонкий труд, что под рукой моей твои уста поют, что я запечатлел живое выраженье, все тени, все лучи любимого лица… но, встретившись с тобой, я чувствовал, как много еще не найдено, как смутно, как убого подобие твое… Далече до конца, но будет, будет час, когда я, торжествуя, нас разделявшую откину кисею, сверкнет твоя душа, и Счастьем назову я работу лучшую, чистейшую мою.