На рассвете

Я показывал твой смятый снимок трем блудницам. Плыл кабак ночной. Рассвело. Убогий город вымок в бледном воздухе. Я шел домой. Освещенное окно, где черный человечек брился, помню; стон первого трамвая; и просторный, тронутый рассветом небосклон. Боль моя лучи свои простерла, в небеса невысохшие шла. Голое переполнялось горло судорогой битого стекла. И окно погасло: кончил бриться. День рабочий, бледный, впереди. А в крови все голос твой струится: «навсегда», сказала, «уходи». И подумала; и где-то капал кран; и повторила: «навсегда». В обмороке, очень тихо, на пол тихо соскользнула, как вода.