Ночлег извозчиков

Далёко, далёко раскинулось поле, Покрытое снегом, что белым ковром, И звезды зажглися, и месяц, что лебедь, Плывет одиноко над сонным селом. Бог знает откуда с каким-то товаром Обоз по дороге пробитой идет: То взъедет он тихо на длинную гору, То в темной лощине из глаз пропадет. И вот на дороге он вновь показался И на гору стал подыматься шажком; Вот слышно, как снег заскрипел под санями И кони заржали под самым селом. В овчинных тулупах, в коломенских шапках, С обозом, и с правой и с левой руки, В лаптях и онучах, в больших рукавицах, Кряхтя, пожимаясь, идут мужики. Избились их лапти от дальней дороги, Их жесткие лица мороз заклеймил, Высокие шапки, усы их, и брови, И бороды иней пушистый покрыл. Подходят они ко дворам постоялым; Навстречу к ним дворник спешит из ворот И шапку снимает, приветствуя словом: «Откудова, братцы, господь вас несет?» — «Да едем вот с рыбой в Москву из Ростова1, — Передний извозчик ему отвечал, — А что на дворе-то, не тесно ль нам будет? — Теперь ты, я чаю, нас вовсе не ждал». — «Для доброго гостя найдется местечко, — Приветливо дворник плечистый сказал И, рыжую бороду тихо погладив, Слегка ухмыляясь, опять продолжал: — Ведь я не таков, как сосед-прощелыга, Готовый за грош свою душу продать; Я знаю, как надо с людьми обходиться, Кого как приветить и чем угощать. Рвес мой — овинный, изба — та же баня, Не как у соседа, — зубов не сберешь; И есть где прилечь, посидеть, обсушиться, А квас, то есть брага, и нехотя пьешь. Въезжайте-ка, братцы; нам стыдно считаться» Уж я по-приятельски вас угощу, И встречу, как водится, с хлебом и солью, И с хлебом и солью с двора отпущу». Послушались дворника добрые люди: На двор поместились, коней отпрягли, К саням привязали, и корму им дали, И в теплую избу чрез сени вошли. Сняв шапки, святым образам помолились, Обчистили иней пушистый с волос, Разделись, тулупы на нары поклали И речь завели про суровый мороз. Погрелись близ печки, и руки помыли, И, грудь осенивши широким крестом, Хозяйке хлеб-соль подавать приказали, И ужинать сели за длинным столом. И вот, в сарафане, покрытая кичкой, К гостям молодая хозяйка вошла, Сказала: «Здорово, родные, здорово!» И каждому порознь поклон отдала; По крашеной ложке им всем разложила, И соли в солонке и хлеб подала, И в чашке глубокой с надтреснутым краем Из кухни горячие щи принесла. И блюдо за блюдом пошла перемена… Извозчики молча и дружно едят, И пот начинает с них градом катиться, Глаза оживились, и лица горят. «Послушай, хозяюшка! — молвил извозчик, С трудом проглотивши свинины кусок. — Нельзя ли найти нам кваску-то получше, Ведь этот слепому глаза продерет». — «И, что ты, родимый! квасок-ат что брага, Его и купцам доводилося пить». — «Спасибо, хозяйка! — сказал ей извозчик, — Не скоро нам брагу твою позабыть». — «Ну, полноте спорить, вишь, с бабой связался! — Промолвил другой, обтирая усы. — Аль к теще приехал с женою на праздник? Что есть, то и ладно, а нет — не проси». — «Вестимо, Данилыч, — сказал ему третий. — За хлебом и солью шуметь не рука; Ведь мы не бояре: что есть, тем и сыты… А ну-ка, хозяюшка, дай-ка гуська!» — «Эх, братцы! — рукою расправивши кудри, Товарищам молвил детина один. — Раз ездил я летом в Макарьев на тройке, Нанял меня, знаешь, купеческий сын. Ну что за раздолье мне было в дороге! Признаться, уж попил тогда я винца! Как свистнешь, бывало, и тронешь лошадок, Захочешь потешить порой молодца, — И птицей несется залетная тройка, Лишь пыль подымается черным столбом, Звенит колокольчик, и версты мелькают, На небе ни тучки, и поле кругом. В лицо ветерок подувает навстречу, И на сердце любо, и пышет лицо… Приехал в деревню: готова закуска, И дворника дочка подносит винцо. А вечером, знаешь, мой купчик удалый, Как этак порядком уже подгульнет, На улицу выйдет, вся грудь нараспашку, Вокруг себя парней толпу соберет, Оделит деньгами и весело крикнет: «А ну-ка, валяй: «Не белы-то снеги!..» И парни затянут, и сам он зальется, И тут уж его кошелек береги. Бывало, шепнешь ему: «Яков Петрович! Припрячь кошелек-то, — ведь спросит отец». — «Молчи, брат! за словом в карман не полезу! В товаре убыток — и делу конец». Так, сидя на лавках за хлебом и солью, Смеясь, мужички продолжают рассказ, И, стоя близ печки, качаясь в дремоте, Их слушает дворник, прищуривши глаз, И думает сам он с собою спросонок: «Однако, от этих барыш мне придет! Овса-то, вот видишь, по мерочке взяли, А есть — так один за троих уберет. Куда ж это, господи, всё уложилось! Баранина, щи, поросенок и гусь, Лапша, и свинина, и мед на заедки… Ну, я же по-своему с ними сочтусь». Вот кончился ужин. Извозчики встали… Хозяйка мочалкою вытерла стол, А дворник внес в избу охапку соломы, Взглянул исподлобья и молча ушел. Проведав лошадок, сводив их к колодцу, Извозчики снова все в избу вошли, Постлали постель, помолилися богу, Разделись, разулись и спать залегли. И всё замолчало… Лишь в кухне хозяйка, Поставив посуду на полку рядком, Из глиняной чашки, при свете огарка, Поила теленка густым молоком. Но вот наконец и она улеглася, Под голову старый зипун положив, И крепко на печке горячей заснула, Все хлопоты кухни своей позабыв. Всё тихо… все спят… и давно уже полночь. Раекинувши руки, храпят мужики, Лишь, хрюкая, в кухне больной поросенок В широкой лоханке сбирает куски… Светать начинает. Извозчики встали… Хозяйка остаток огарка зажгла, Гостям утереться дала полотенце, Ковшом в рукомойник воды налила. Умылися гости; пред образом стали, Молитву, какую умели, прочли И к спящему дворнику в избу другую За корм и хлеб-соль рассчитаться вошли. Сердитый, спросонок глаза протирая, Поднялся он с лавки и счеты сыскал, За стол сел, нахмурясь, потер свой затылок И молвил: «Ну, кто из вас что забирал?» — «Забор ты наш знаешь: мы поровну брали; А ты вот за ужин изволь положить Себе не в обиду и нам не в убыток, С тобою хлеб-соль нам вперед чтоб водить». — «Да что же, давай четвертак с человека: Оно хоть и мало, да так уж и быть». — «Не много ли будет, почтенный хозяин? Богат скоро будешь! нельзя ли сложить?» — «Нет, складки, ребята, не будет и гроша, И эта цена-то пустяк пустяком; А будете спорить — заплатите вдвое: Ворота ведь заперты добрым замком». Подумав, извозчики крепко вздохнули И, нехотя вынув свои кошели, Хозяину деньги сполна отсчитали И в путь свой, в дорогу сбираться пошли. Всю выручку в старый сундук положивши, Хозяин оделся и вышел на двор И, видя, что гости коней запрягают, Взял ключ и замок на воротах отпер. Накинув арканы на шеи лошадок, Извозчики стали съезжать со двора. «Спасибо, хозяин! — промолвил последний. — Смотри, разживайся с чужого добра!» — «Ну, с богом, любезный! — сказал ему дворник, — Еще из-за гроша ты стал толковать! Вперед, просим милости, к нам заезжайте, Уж нам не учиться, кого как принять!»