Рассказ

Чрез сад пустой и темный кто-то Средь летней ночи шел один; Владела томная дремота Объемом сумрачных равнин. Шумел какой-то праздник дальний; Сквозь мглу аллеи проникал И звонкий гул музыки бальной, И яркий луч блестящих зал. Шел дальше, тихою походкой, Мечтатель тот, потупя взор; И вышел вон, где за решеткой Темнел неведомый простор. И в мох, под липою ветвистой, Он лег, задумчив и угрюм; К нему туда, чрез дол душистый, Не доходил безумный шум, Лишь что-то в зелени зыбучей Вздыхало, будто в грезах сна; А перед ним над черной тучей Стояла бледная луна. Над тучей так она стояла В былое время, в ночь одну; Чуть внятно так же звуки бала Неслись в лесную тишину… «Ужель так памятно мгновенное? Увы! ужель вовеки нам Невозвратимо незабвенное, Невозвратимо здесь и там? .. Родное, бросив жизнь телесную, От нас умчится навсегда ль В неизмеримость неизвестную, В непроницаемую даль?.. Где вы, далекие, любимые? Где вас душою отыскать? Мои мечты неусыпимые В какой предел мне к вам послать? Кто даст мне власть, сквозь отдаление Хоть взор единый пророня, Теперь узреть вас на мгновение, Узнать, вы помните ль меня?!.» Умолк он; и ответ в долине Послышался средь пустоты: «Далеких вновь ты хочешь ныне Увидеть, — их увидишь ты!» Взглянул, трепеща поневоле, В объем безлюдной он страны: Ходил лишь ветер в чистом поле, Сиял в пространстве свет луны. И повторил, звуча в пустыне, Тот голос неземной груди: «Далеких вновь ты хочешь ныне Увидеть, — встань же, — и гляди!» Минуты есть, в которых слово Не пропадет, как звук, вдали: Желанья своего слепого Да убоится ж сын земли! Пришелец встал. Струею мглистой, Долины наполняя дно, Всходил пред ним туман волнистый, Раскинулся как полотно, Покрыл, сливаясь серовато, Весь край широкой пеленой, И как зловещий звон набата Слова гудели в тьме ночной. «Гляди в туман, из дального предела Зови душой возлюбленных твоих! Те<х>, чья любовь к тебе не охладела, Ты в той дали светло увидишь их, И тускло —тех, кто мыслью равнодушной Тебя порой припомнят, разлюбя; И будешь ты искать сквозь мрак воздушный Напрасно всех, забывших про тебя!» И замолчал железный голос. Стоял пришлец в безмолвной мгле, Как бы готов на бой, и волос На хладном двигался челе. Что вспоминал он в думе странной! Чего боялся в этот миг? Какой он горести нежданной Возможность мыслию постиг?.. И вдруг забилось сердце гордо, И смело вспыхнул взгляд младой; Глубоко, недвижимо, твердо Стал он глядеть в туман седой. И вот, — как призрак сновидений, В дали, сквозь переливный дым, Мелькнули три, четыре тени Неясно, бледно перед ним. И он глядел, — ив грудь вникало Тоски жестокой лезвее; Глядел он в грозное зерцало, И сердце назвало ее — Ее, кому с любовной верой Душа молилася его. Впилися взоры в сумрак серый, Впились, — не встретив ничего! Не раз средь жизненного Мая, В час испытанья, в час один Глава покрылась удалая Печальным бременем седин. Но чаще — в полной силе века, В свои цветущие года Стареет сердце человека В одно мгновенье — навсегда! Поник страдалец головою, Слеза застыла, не скатясь; С своей последнею мечтою Простился он в тот горький час. Поблекло чувство молодое В ту ночь; что не изведал он? Иль откровенье роковое, Или безумный сердца сон. . . . . . . . . . . . . . О! смерти в день, в день возрожденья Согреет ли нам душу вновь, Следы земного искаженья Сотрет ли промысла любовь? Исчезнет ли клеймо страданий, Жестоких опытов печать? Там снова радостных незнаний Святая есть ли благодать? О, есть ли юность там другая Для истощенных сердца сил!.. Спадает, горестно блистая, Слеза на таинство могил.