Спутница фея

1 Явилась впервой мне в час дивный она: Лежал я под сенью цветущей сирени, — Играли лучи сквозь дрожащие тени, На высях и долах царила весна. И солнце всходило, и пел соловей, И ласточек в небе резвилася стая, И ясные капли катились, блистая, Как слезы блаженства с душистых ветвей. И, вторя ликующей, пышной весне, Резвились мечты мои, тешились смело, И плакало сладко и радостно пело Шестнадцатилетнее сердце во мне. Мне новое словно далося чутье, Звучали отвсюду мне звуки привета; И весь этот мир ароматов и света, И солнце, и небо — всё было мое. Далеко стремить захотелось свой бег. И вдруг мне она, улыбаясь, предстала, Чудесная, сбросив с лица покрывало, В наряде, блестящем как девственный снег; С венком благовонным на ясном челе Стояла, глазами в глаза мне сияя, Она предо мною, посланница рая, Несущая радость и счастье земле. Сквозь шепот ветвей говорила она И сквозь соловья переливные трели: «Идем! нам есть в мире высокие цели; Сподвижницей смелой тебе я дана. Я силами грудь переполню твою, Живительно буду ее волновать я, Заветные в ум твой вложу я понятья, И пламень восторга я в душу волью. И всем помогу я стремленьям твоим, Пойду, как слуга, за тобою повсюду; И долго твоею я спутницей буду, И много житейских мы зол победим, И много блаженства нас ждет впереди». Она говорила; и в светлую фею Я взоры вперял, упоенные ею, И слушало сердце, трепеща в груди. 2 Она в день грустный, в час невзгодный В последний раз ко мне пришла: Серела пеленой холодной В полях туманов полумгла. Бесцветны были и унылы, Как дол и скаты, небеса, Все замирали жизни силы, И все немели голоса; Невнятно, как больной тоскливый, Роптал лишь бор издалека; Чуть двигаясь над сжатой нивой, Тянулись тяжко облака. И тот же самый край был это, И тот же дол, и тот же сад, Где мы сошлись в лучах рассвета Пятнадцать лет тому назад. И гас заката луч багровый, На землю листьев желтый рой Ложился; и в игре суровой Взвивал их ветр с земли сырой. Вились, как пестрые их груды, В уме моем, средь тишины, Мои увядшие причуды, И упования, и сны. И вдруг, очнувшися душою От горестного забытья, Ее опять перед собою Нежданную увидел я. Не гостью радостной, как прежде, Не с ясным взглядом торжества,— В обезображенной одежде Она стояла, чуть жива, Вся одичалая, немая, В уныньи тяжком и тупом, Изнеможенно поникая Своим развенчанным челом. «К чему ты здесь? — сказал я глухо.— Ко мне вотще не приходи; Ты сберегла ль мне силу духа, Отвагу сердца, жар груди? Я знал с тобой одни утраты И бедоносные мечты; Изменница! мне солгала ты, Мне ненавистна стала ты». — «Несчастный!—тихо прошептали Ее дрожащие уста.— Взгляни и вспомни: не была ли Я и прекрасна и свята? Припомни, что сбылося с нами С тех дней до нынешнего дня; Какими дикими путями Повел, жестокий, ты меня. Я отдалась тебе всецело, Твоею сделалась рабой, И расставаться не хотела, Безумец жалкий, я с тобой. Сует я часто гул презренный Воззваньем честным прервала, Твердя про труд благословенный, Про долговечные дела. Но дальше мчал меня ты люто Стезею бедствий и грехов; Тебе я мирного приюта Не раз указывала кров,— Но ты шел мимо, в злой тревоге Бессмысленно меня губя. Порой, измучась, на дороге Я отставала от тебя. Тогда ты звал меня сердито, И вновь старалась я идти, И вот, — тобою я убита, Мне нет спасения, прости!» И, говоря, она редела Как сон, бледнее и бледней, И чуть лишь отделялась бело От окружающих теней. И я, в вражде с самим собою, Глядел, и сердце облилось Внезапно теплою струею Моих невыплаканных слез. «Постой! пойдем мы вместе снова,— Воскликнул я, — останься мне! Дай мне безумия былого Ошибку искупить вполне. И если, бедная подруга, Нам расставаться суждено, Так пусть обнимем мы друг друга Хоть на мгновение одно. Святым лобзаньем примиренья Мою ты душу оживи; Дай мне минуту вдохновенья, Минуту счастья и любви!» Печальной дрогнули улыбкой Ее черты; едва видна, Мелькала полосою зыбкой В вечернем сумраке она. «Так кто ж ты? — вскрикнул я невольно. — Откуда ты? зачем же вдруг С тобой расстаться мне так больно? Кто ты, скорбящий, странный друг? Кто ты, пришедшая сначала Ко мне как радость бытия?» — «Меня уж нет, — она сказала. — Была я молодость твоя».