Когда мой нежный, верный мой оплот

Когда мой нежный, верный мой оплот, Чтоб тяжких дней моих ослабить муку, По левую стоит над ложем руку И речь свою премудрую ведет, Я с трепетом дерзаю в свой черед Спросить: «Откуда ты, душа благая?» Ветвь пальмы прижимая И лавра ветвь к груди, она в ответ: «Сюда, на этот свет Я поспешила с неба эмпирея, Тебя, мой безутешный друг, жалея». Ответом ей – мой благодарный взор. «Но для меня, – я говорю, – задача, Что послужило знаком…» – «Волны плача, Неиссякаемые с неких пор, И вздохи, одолев такой простор, Смущают мой покой в святом пределе. Послушай, неужели Ты огорчен, что я из мира зла В мир лучший перешла? Ты был бы этим счастлив беспримерно, Любя меня признаньям соразмерно». «Я плачу о себе, вообрази, Лишь о себе, на муки обреченном, Что ты взошла на небо, убежденном, Как в том, что видит человек вблизи. Господь бы не явил благой стези Особе юной, полн благоволенья. Будь вечного спасенья Ты недостойна, редкая душа, Что вознеслась спеша, Свободна от одежд, в приют блаженства, Высокое мерило совершенства. Что, одинокому, помимо слез, Мне остается при моем уделе? Милей угаснуть было в колыбели, Дабы не стать рабом любовных грез!» «Зачем терзаться? – слышу я вопрос. Ты лучше бы крылам себя доверил И суету измерил, И этот плач любовный – тот же прах! На правильных весах И радостно последовал за мною, Вознагражден из двух ветвей одною». «Нельзя ли мне, – я говорю тогда, Узнать, что ветви означают эти?» Она: «Ты не нуждаешься в ответе, Ты, чьим пером одна из них горда. Победы символ – пальма. Навсегда Над миром и собою одержала Я верх и лавр стяжала, Триумфа знак. Всевышний и тебе С соблазнами в борьбе Поможет, и, найдя защиту в Боге, Найдешь меня в конце твоей дороги». «Ужели очи вижу наяву, Что солнцем были мне, и те же косы, Чей пленник я?» – «Подобные вопросы Напоминают глупую молву. Бесплотная, на небе я живу; Что ищешь ты, давно землею стало, Но я тебе предстала Такою, чтобы скорбь прошла твоя, И верь, что стану я Еще прекрасней и тебе дороже, Тебя да и себя спасая тоже». Я плачу, и она Мне вытирает терпеливо щеки. И вновь звучат упреки И камень был бы ими сокрушен. И вдруг исчезли – и она, и сон.