На улице

Вот бежит по тротуару Моего соседа дочь. Стройный стан, коса густая, Глазки черные, как ночь. В платье стареньком, в дырявой Кацавейке на плечах; Знать, с лекарством из аптеки Пузырек у ней в руках. Уж давно недугом тяжким Бедный мой сосед томим; И давно столяр-хозяин Заменил его другим. Дочь бежит, дрожа от стужи, А на плиты яркий свет Бьет волной из магазинов; И чего-чего в них нет! Серебро, хрусталь и бронза, Ленты, бархат и атлас… И прохожие от окон Отвести не могут глаз. Хоть и холод погоняет И домой пора давно, А с толпой остановилась Поглядеть она в окно. Перетянута в корсете, Иностранка за столом Что-то пишет… Чай, тепло ей, Хорошо в житье таком. Вот две барыни приходят; Разодеты в пух оне! Смотрят вещи дорогие… Отложили к стороне. Может, их они наденут Нынче вечером на бал. Славно жить богатым людям: Что по вкусу, то и взял. И невольно защемила Сердце девичье тоска; Видно, вспомнила бедняжка Про больного старика. И пошла в свой угол темный, В свой сырой могильный склеп, Где слезами обливают Ребятишки черствый хлеб, Мать сидит и дни и ночи Над работой заказной, Чуткий слух свой напрягая, Не застонет ли больной; Где, лохмотьями прикрытый, На полу лежит отец С неподвижным, тусклым взором, Желтый, словно как мертвец. Вот она уж близко дому; Но при свете фонарей Видит вдруг — красивый барин Очутился перед ней. Он глядит ей смело в очи, И глядит не в первый раз, — Где б она ни проходила, С ней встречается тотчас. И не раз она слыхала От него такую речь: «Полюби! тебя я стану Холить, нежить и беречь. Будешь ездить ты в карете, Будешь в бархате ходить. Как пойдет к твоей головке Жемчуга большого нить! Знатной барыней ты будешь, И семью твою тогда Перестанет в жестких лапах Мять сердитая нужда». Хоть и прочь она бежала От лукавых тех речей, Но потом они звучали Ей порой в тиши ночей. И теперь, домой вернувшись, Молчалива и грустна, Долго думала о чем-то И вздыхала всё она…