Рогнеда

Потух последний солнца луч; Луна обычный путь свершала — То пряталась, то из-за туч, Как стройный лебедь, выплывала; И ярче заблистав порой, Над берегом Лыбеди скромной, Свет бледный проливала свой На терем пышный и огромной. Все было тихо... лишь поток, Журча, роптал между кустами И перелетный ветерок В дуброве шелестел ветвями. Как месяц утренний, бледна, Рогнеда в горести глубокой Сидела с сыном у окна В светлице ясной и высокой. От вздохов под фатой у ней Младые перси трепетали, И из потупленных очей, Как жемчуг, слезы упадали. Глядел невинный Изяслав На мать умильными очами, И, к персям матери припав, Он обвивал ее руками. «Родимая!— твердил он ей,— Ты все печальна, ты все вянешь: Когда же будешь веселей, Когда грустить ты перестанешь? О! полно плакать и вздыхать, Твои мне слезы видеть больно,— Начнешь ты только горевать, Встоскуюсь вдруг и я невольно. Ты б лучше рассказала мне Деянья деда Рогволода, Как он сражался на войне, И о любви к нему народа». — «О ком, мой сын, напомнил ты? Что от меня узнать желаешь? Какие страшные мечты Ты сим в Рогнеде пробуждаешь!.. Но так и быть; исполню я, Мой сын, души твоей желанье: Пусть Рогволодов дух в тебя Вдохнет мое повествованье; Пускай оно в груди младой Зажжет к делам великим рвенье, Любовь к стране твоей родной И к притеснителям презренье... Родитель мой, твой славный дед, От тех варягов происходит, Которых дивный ряд побед Мир в изумление приводит. Покинув в юности своей Дремучей Скании дубравы, Вступил он в землю кривичей Искать владычества и славы. Народы мирной сей страны На гордых пришлецов восстали, И смело грозных чад войны В руках с оружием встречали... Но тщетно! роковой удел Обрек в подданство их герою — И скоро дед твой завладел Обширной Севера страною. Воздвигся Полоцк. Рогволод Приветливо и кротко правил И, привязав к себе народ, Власть князя полюбить заставил... При Рогволоде кривичи Томились жаждой дел великих; Сверкали в дебрях им мечи, Литовцев поражая диких. Иноплеменные цари Союза с Полоцком искали, И чуждые богатыри Ему служить за честь вменяли». Но шум раздался у крыльца... Рогнеда повесть прерывает И видит: пыль и пот с лица Гонец усталый отирает. «Княгиня!— он вещал, войдя: — Гоня зверей в дубраве смежной, Владимир посетить тебя Прибудет в терем сей прибрежной». — «И так он вспомнил об жене... Но не желание свиданья... О нет! влечет его ко мне — Одна лишь близость расстоянья!» — Вещала — и сверкнул в очах Негодованья пламень дикий. Меж тем уж пронеслись в полях Совы полуночные крики... Сгустился мрак... луна чуть-чуть Лучом трепещущим светила; Холодный ветер начал дуть, И буря страшная завыла! Лыбедь вскипела меж брегов; С деревьев листья полетели; Дождь проливной из облаков, И град, и вихорь зашумели, Скопились тучи... и с небес Вилася молния змиею; Гром грохотал — от молний лес То здесь, то там пылал порою!.. Внезапно с бурей звук рогов В долине глухо раздается: То вдруг замолкнет средь громов, То снова с ветром пронесется... Вот звуки ближе и громчей... Замолкли... снова загремели... Вот топот скачущих коней, И всадники на двор взлетели. То был Владимир. На крыльце Его Рогнеда ожидала; На сумрачном ее лице Неведомая страсть пылала. Смущенью мрачность приписав, Герой супругу лобызает И, сына милого обняв, Его приветливо ласкает. Отводят отроки коней... С Рогнедой князь идет в палаты, И вот, в кругу богатырей, Садится он за пир богатый. Под тучным вепрем стол трещит, Покрытый скатертию браной; От яств прозрачный пар летит И вьется по избе брусяной. Звездясь, янтарный мед шипит, И ходит чаша круговая. Все веселятся... но грустит Одна Рогнеда молодая. «Воспой деянья предков нам!» — Бояну витязи вещали. Певец ударил по струнам — И вещие зарокотали. Он славил Рюрика судьбу, Пел Святославовы походы, Его с Цимискием борьбу И покоренные народы; Пел удивление врагов, Его нетрепетность средь боя, И к славе пылкую любовь, И смерть, достойную героя... Бояна пламенным словам Герои с жадностью внимали И, праотцев чудясь делам, В восторге пылком трепетали. Певец умолкнул... но опять Он пробудил живые струны И начал князя прославлять И грозные его перуны: «Дружины чуждые громя, Давно ль наполнил славой бранной Ты дальней Нейстрии поля И Альбиона край туманной? Давно ли от твоих мечей Упали Полоцка твердыни И нивы храбрых кривичей Преобратилися в пустыни? Сам Рогволод...» Вдруг тяжкий стон И вопль отчаянья Рогнеды Перерывают гуслей звон И радость шумную беседы... «О, успокойся, друг младой!— Вещал ей князь,— не слез достоин, Но славы, кто в стране родной И жил и кончил дни как воин. Воскреснет храбрый Рогволод В делах и чадах Изяслава, И пролетит из рода в род Об нем, как гром гремящий, слава». Рогнеды вид покойней стал; В очах остановились слезы, Но в них какой-то огнь сверкал, И на щеках пылали розы... При стуках чаш Боян поет, Вновь тешит князя и дружину... Но кончен пир — и князь идет В великолепную одрину. Сняв меч, висевший при бедре, И вороненые кольчуги, Он засыпает на одре В объятьях молодой супруги. Сквозь окон скважины порой Проникнув, молния пылает И брачный одр во тьме ночной С четой лежащей освещает. Бушуя, ставнями стучит И свищет в щели ветр порывный; По кровле град и дождь шумит, И гром гремит бесперерывный. Князь спит покойно... Тихо встав, Рогнеда светоч зажигает И в страхе, вся затрепетав, Меч тяжкий со стены снимает... Идет... стоит... ступила вновь... Едва дыханье переводит... В ней то кипит, то стынет кровь... Но вот... к одру она подходит... Уж поднят меч!.. вдруг грянул гром, Потрясся терем озаренный — И князь, объятый крепким сном, Воспрянул, треском пробужденный,— И пред собой Рогнеду зрит... Ее глаза огнем пылают... Поднятый меч и грозный вид Преступницу изобличают... Меч выхватив, ей князь вскричал: «На что дерзнула в исступленье?..» — «На то, что мне повелевал Ужасный Чернобог,— на мщенье!» — «Но долг супруги, но любовь?..» — «Любовь! к кому?.. к тебе, губитель?.. Забыл, во мне чья льется кровь, Забыл ты, кем убит родитель!.. Ты, ты, тиран, его сразил! Горя преступною любовью, Ты жениха меня лишил И братнею облился кровью! Испепелив мой край родной, Рекой ты кровь в нем пролил всюду И Полоцк, дивный красотой, Преобратил развалин в груду. Но недовольный... местью злой К бессильной пленнице пылая, Ты брак свой совершил со мной При зареве родного края! Повлек меня в престольный град; Тебе я сына даровала... И что ж?., еще презренья хлад В очах тирана прочитала!.. Вот страшный ряд ужасных дел, Владимира покрывших славой! Не через них ли приобрел Ты на любовь Рогнеды право?.. Страдала, мучилась, стеня, Вся жизнь текла моя в кручине; Но, боги! не роптала я На вас в злосчастиях доныне!.. Впервые днесь ропщу!.. увы!.. Почто губителя отчизны Сразить не допустили вы И совершить достойной тризны! С какою б жадностию я На брызжущую кровь глядела, С каким восторгом бы тебя, Тиран, угасшего узрела!..» Супруг, слова прервав ее, В одрину стражу призывает. «Ждет смерть, преступница, тебя!— Пылая гневом, восклицает.— С зарей готова к казни будь! Сей брачный одр пусть будет плаха! На нем пронжу твою я грудь Без сожаления и страха!» Сказал — и вышел. Вдруг о том Мгновенно слух распространился — И терем, весь объятый сном, От вопля женщин пробудился... Бегут к княгине, слезы льют; Терзаясь близостью разлуки, Себя в младые перси бьют И белые ломают руки... В тревоге все — лишь Изяслав В объятьях сна, с улыбкой нежной, Лежит, покровы разметав, Покой вкушая безмятежный. Об участи Рогнеды он В мечтах невинности не знает; Ни бури рев, ни плач, ни стон От сна его не пробуждает. Но перестал греметь уж гром, Замолкли ветры в чаще леса, И на востоке голубом Редела мрачная завеса. Вся в перлах, злате и сребре, Ждала Рогнеда без боязни На изукрашенном одре Назначенной супругом казни. И вот денница занялась, Сверкнул сквозь окна луч багровый И входит с витязями князь В одрину, гневный и суровый. «Подайте меч!» — воскликнул он, И раздалось везде рыданье,— «Пусть каждого страшит закон! Злодейство примет воздаянье!» И, быстро в храмину вбежав: «Вот меч! коль не отец ты ныне, Убей!— вещает Изяслав,— Убей, жестокий, мать при сыне!» Как громом неба поражен, Стоит Владимир и трепещет, То в ужасе на сына он, То на Рогнеду взоры мещет... Речь замирает на устах, Сперлось дыханье, сердце бьется; Трепещет он; в его костях И лютый хлад и пламень льется, В душе кипит борьба страстей: И милосердие и мщенье... Но вдруг с слезами из очей — Из сердца вырвалось: прощенье!