Анри де Руссо

Да существует на земле всякий утконос! (Детёнышей рождают все, а он… яйцо снёс.) Все мыслят через красоту достичь иных высот, А он, Руссо, на холсте всему ведёт Уж если дуб, то все листы у дуба сочтены, Уж если парк, сомненья нет – все пары учтены, Уж если даже ягуар, то, в сущности, ковёр, Поэт – и тот с гусиным пером чуть-чуть не крючкотвор. А муза его – типичная мамаша лет сорока, Которая знает свой тариф: пятьдесят сантимов строка. Висят картины под стеклом. На каждой номерок. Подходит критик. Говорит: «Какой нам в этом прок? Я понимаю левизну. Вот, например, Гоген. А это бог убожества! Бездарность в степени «эн». Ах, что за судьбы у людей кисти или пера! Руссо погиб. Но осознать его давно пора. Вы припечатали его под маркой «примитив». А что, как вдруг страданием пронизан каждый мотив? А что, как вдруг Анри Руссо плюёт на мир буржуа На музу вашу продажную, без паруса, как баржа, На вашу романтику дохлую, без ярости и когтей, На вашу любовь, где парочки и нет совсем детей, На ваши пейзажи дражайшие, где в штемпеле каждый лист. А что, как вдруг Анри Руссо великий карикатурист? Схвативши цивилизацию, он с маху её – в гроб. Палитрой своей, как выстрелом, пальнувши в собственный лоб?