Главная > Классики > Стихи Симонова > В Гуйлине
Симонов Константин МихайловичСимонов Константин Михайлович

В Гуйлине

Мне сегодня всю ночь не лежится, не спится здесь, в трехстах километрах от вьетнамской границы. Позабыл, что здесь — тропики, сам виноват! В первый день шел по тропке как бывалый солдат, ехал — шапки не надевал, без перчаток поводья держал и испекся до трещин, как глиняный старый дувал. Ночью градусник сунул — под сорок! А отстать — не догнать! Каждый час им тут дорог — надо их понимать! Рассказал бы, что болен, — проявили б заботу, лег бы в госпиталь гость. А тем временем эта пехота горы все прошагала б насквозь: по-китайски, с пробежками — только кружки гремят! На привалах не мешкая, в сутки — по пятьдесят! Отлежал бы неделю, поплелся за ней по пятам, узнавал бы в политотделе: «Что было здесь? И что там? Где сбивали заслон? Где в обход? А где вброд?» Разевал бы при этом, как положено, рот… Благодарен покорно — у газетчиков тоже есть гордость! Хоть спина так набита качаньем коня, словно в камнедробилку, на сито швыряли меня, — рад, что выдержал марку, что в седле усидел, как на электросварку, на проклятое солнце глядел, но добрался сюда, до Гуйлина, то верхом, то пешком за семь жарких и длинных суток — вместе с полком. Буду после смеяться над своими несчастьями! А пока — ни размяться, ни двинуть запястьями, вьюка не развязать, как подушки, распухшими пальцами. Если честно сказать — даже стыдно перед китайцами! Хорошо, что мои провожатые час назад ушли на партгруппу! Кое-как в коленях зажатую табаком набив себе трубку, слышу их голоса — обсуждают, должно быть, итоги: что там против, что за и какие ЧП по дороге; переводчик Сюй-дян, опуская лицо, говорит, что имелись ошибки — «Ю-цо»! А какие ошибки? Не вспомнишь о них без улыбки: где-то что-то загнул раз в три дня в переводе да однажды заснул и свалился с коня без поводьев. А случись, если надо, — из-под огня бы унес! Мировые ребята — люблю их до слез! Я гляжу за окно — все оно крепко взято в решетки, все в железе кругом и на первом и на втором этаже; генерал Бай Зун-си, верно, строил свой дом, когда нервы сдавали уже, и, не веря ни в сон, ни в чох, ни в охранный свой полк, даже здесь ждал удара под вздох гоминдановский волк. «Старый тигр гуансийский» — как его называли льстецы, — словно Врангель российский, отдавший за море концы! Говорят, что с утра улетел, пока цел, пока бывшим солдатом не взят на прицел, — бывшим, к нам перешедшим, политграмоту между боями прошедшим, со своим батальоном, в пыльной шапке зеленой, за семь суток похода до логова тигра дошедшим! От такого при стычке не получишь пощады и, по старой привычке, не подкупишь наградой при встрече — потому что купить его нечем! Слишком жадный он стал — тот солдат, слишком смелый. Говорит, что не надо ему ничего, кроме провинции целой — Гуанси своего! Взял две трети, возьмет и последнюю треть! А на доллары эти и не захочет смотреть! Генерал удирал: ясно вижу картину вот этого, в хлопьях жженой бумаги, двора, в час, когда под Гуйлином с рассветом мы дивизией всей рванули — «вансей!» — « в переводе на русский — «ура!». Как спешил генерал, как они тут метались, собаки набивали в багажники барахло из корзин, проверяли в машинах все баки — не подсыпан ли сахар в бензин! И без памяти гнали, сигналя, петляя, об сундуки синяки наставляя, в чемоданы вжимая то носы, то затылки, торопясь к той условленной, тайной развилке, где их на поле ждал третьи сутки подряд самолет, от жары раскаленный, как ад. И хотя Бай Зун-си уж к Тайваню теперь подлетает и раз уж удрал он — то пожить еще, верно, имеет в виду, — все же надо ему посочувствовать — плохо в Китае стало жить гоминдановским генералам в этом сорок девятом году! Во дворе — хоть шаром покати: стен бетон, по углам — капониры, в подземелье — пустая тюрьма… Скольких стон умер здесь, не донесшись до мира! Скольким было сюда суждено лишь войти, чтоб не выйти уже никогда! Сколько здесь посходило в деревянных колодках с ума, не дожив до последних событий, которые мы называем свободой, называем победой народа, по которых бы не было тоже, не будь этой черной каймы вокруг списка всех павших, с Кантона еще начиная. Мороз подирает по коже — ни конца нет, ни края, так тот список длинен — километры имен; одному человеку, даже если не спать и не есть, за всю длинную жизнь, за три четверти века, половины их вслух не прочесть… Рано утром заходят командир с комиссаром полка, говорят, улыбаясь, по-русски: «Пока!» Ну, а все остальное пока еще нам переводят. Переводят, что полк уже час как в походе, переводят, что сводка хорошая, переводят, что победа близка, две дивизии вышли к вьетнамской границе и войска Бай Зун-си с ночи заперты на два замка. Переводят — но это я сразу увидел по лицам, — что зашли на минуту, а то не догонят полка. И опять, но уже без улыбки, по-русски: «Пока», к козырьку на прощанье рука! А глаза так полны, так полны чем-то очень знакомым, усталым, орлиным, как у нас на исходе войны под Берлином…

Проверь свои знания

Кто автор этих строк?

Князь

Сказал

Неустанному зодчему:

— Сам-то веришь во что от души?

Оцените, пожалуйста, это стихотворение.
Помогите другим читателям найти лучшие произведения.

Только зарегистрированные пользователи могут поставить оценку!

Авторизоваться

Комментарии

Комментариев пока нет. Будьте первым!
Для комментирования авторизуйтесь

Рецензии

Рецензий пока нет. Напишите рецензию первым!
Написать рецензию