Лисицын

Мадьяры шли, шагали. Снег косил. Они сражались, а потом бежали; Потом — бежали из последних сил; Потом без сил, понуро шли, шагали. Полки бросали знамена. Полки Полковников контуженных бросали. Выбрасывали заплечные мешки. Потом — кресты нательные теряли. Мадьяры шли, шагали, снег косил. Он снизу мёл. Он продвигался. По жилам вверх. Колени леденил, Потом он выше — до души добрался. В ту путаницу перезябших тел, В ту смесь из оттепели и метели Внезапно санки лёгкие влетели! Полковник Красной армии влетел. Полковник Красной армии сплеча Остановил зарвавшиеся санки. И приказал мадьярам: “Толмача!” По росту, по погонам, по осанке Мадьяры поняли: та смерть, та месть, что вскачь Неслась за ними, на ходу топтала — Парламентёра своего прислала. Потом толмач откозырял “Толмач!” — Винтовки складывайте в штабеля! Подсумки и патроны — так бросайте! Заветные галеты — догрызайте! Сейчас я поведу вас в лагеря. Я обещаю хлеб вам! Грамм шестьсот! Две миски щей и два стакана чаю За день труда, лишений и забот. И так — весь плен. И так — из года в год. И сверх того ещё вам обещаю: Рабочие, крестьяне, мужики, — Вас не в рабы берём — в ученики! Есть тягостная боль госпиталей, Есть пыточная — подлая такая, Но я из всех известных мне болей — От раны боевой — предпочитаю. Удар пришёл и настежь растворил Тугую грудь. И наземь опрокинул. И в звёздную пыльцу его низринул — Полковника. Хоть белый полдень был. Он кончил сам. Как принято кончать При этих шансах у людей породы, Что за руку знавали Ильича, — У стажа до семнадцатого года. Они проталкивают под языки, Сухие дёсны сплющивая в раны, Квадратные, как их же кулаки, Дарёные и именные и проверенные на живом наганы. Был белый день, но в звёздную пыльцу Влекло полковника. И в этой дальней пыли Он вряд ли слышал, как мадьяры били Тёплыми ладонями по лицу.