Январь

И снова год бредет, тревожный, строгий, Где в темноте — далеких гор горбы, Я Новый год люблю встречать в дороге, Чтоб новый год потом дорогой был. Ночным азартом пьяны перегоны, Мело, и тени падали на льды. На каждом стыке чокались вагоны: За Новый год! И были пьяны в дым, Шатались, но держали равновесье. И дверь рванув на крик пурги — Пора! На медных ручках выкинулся весь я И ветру грудь подставил и орал. Как старый год, оставлен старый город, В котором ты и по тебе тоска, А ветер бьет, нетерпелив и горек, И крепче ледяного коньяка. Рассвет белесый отрезвлял, как проза. Состав устал и стал, пройдя черту. Я от тебя бежал сюда в морозы, Но все же ты меня встречаешь тут. Январь. Морозная канва На окнах, а на ней Прошит узор на синеве: Замерзли звуки и слова О Вас, о ней, о них, о нем. Пусть днем они уходят сном, И снова дышит дымом день, Но ночью светит синий снег, Поля под пеленой, А на заснеженной сосне Спит ворон под луной. Проснется, каркнет (лес притих) И, с крыльев сон стряхнув, Неторопливо полетит К далекому окну. Колышет тени тишина, И гулко, как в лесу. Он сел у твоего окна На индевелый сук И смотрит, от мороза строг, Камин дымит, горячий грог, И Григ на черном льду рояля. И кто не знаю, ты ли, я ли, Вдруг тронул клавиши: до, ре… Мороз — почти Гюстав Доре, На стеклах вырезаны им Гравюры к сказкам братьев Гримм И Гулливер… Но суше, строже. Ни сна, ни Гулливера нет, По серым крышам серой кошкой Крадется северный рассвет. Все рифмы сбиты. Смята тема, Со мною тишина одна. Я в сером сумраке зачем-то Стою у зимнего окна. Собравшись на высокий гребень, Четыре ветра говорят: Зачем ты здесь? В мохнатом небе Чужие звезды января… Легко так улыбнулась — не мне, а там кому-то, Нежнее, чем «люблю вас», нежнее Глюка гамм, Белеет снег, как память, нежнее солнца утром, А тишина по крышам — вдогонку, наугад. Лишь шорох, только шепот во сне — и я услышу. Юргой сорвется сердце, дорога поперек. Блестят под лунным ливнем заснеженные крыши, А я твою улыбку украл и уберег. Январь. Морозная Нева Под снегом. Пухлый календарь Уж сбросил шелухи немного, И год короче стал на ноготь, На самый маленький, на твой. Все побелело, даже небо, Зима проходит по лесам. Зима хрустящим плотным снегом Забилась даже в Летний сад. И снова детство. Стала прежней Закатов сельских киноварь. Мир белый, снежный, белоснежный, Березы в инее… Январь. Но солнце село за пригорок И ночь покачивает чуть. И вот фонарщик — старый ворон — И в небе звонком и морозном, И над тобой, и надо мной Летит и зажигает звезды. И заискрился снег блестящий, И сосны за окном встают. Старинный музыкальный ящик Сыграет песенку свою. Вечер утомленный. И сафьян зеленый, Угольки в камине. Время без забот. Это монотонный, вежливо влюбленный, Тихо улыбающийся, медленный гавот. Пахнет елкой вечер, А на елке свечи Догорают медленно, Только для кого? Это монотонный, вежливо влюбленный, Тихо улыбающийся, медленный гавот. И сосны за окном встают. Старинный музыкальный ящик Играет песенку свою. Я засыпаю… Я тону… Я медленно иду ко дну. И вдруг срывают тишину Гудки. На север, в ветер, в холод, В пургу идущих ледоколов, Скорей! Я жду-у-у-у! В ночную жуть Я ухожу, я ухожу, Я нежность комкаю и мну. — Ах так? Мне хочется смеяться, Но душно здесь. Я тишину Разбил, как куклу из фаянса. И воспаленным лбом к окну: Все словно ночь — морозно, ясно. Туман распахнут настежь ветром. Дорога залита луной, И солнце ждет меня к рассвету В лесу у самых валунов. Прозрачный, прочный и огромный, В горячих радугах, в снегу, Угрозой, шепотом и громом Мой мир зовет. Я не могу Остаться здесь. В твое оконце Глазеть на радужную жуть. Я не могу надеть на солнце От лампы синий абажур. Я не могу тебе в угоду Принять твой плюшевый уют За мир мой, где ветра и воды И тучи молнии куют. Там ласточки скользят наметом, Там тополя хранят поля. Воспоена дождем и медом Моя огромная земля. Она в ночи горит кострами, Она дымится на заре, Земля, которая утрами Пьет жадно воду из морей. Моя земля! Мой дом высокий! Там солнцем каждый день проник. Там лебеди кричат в осоке, Под ливнем клонится тростник. Там клен и дуб, ольха и камень Штурмуют башни гор-громад, А по ночам над ледниками В бою сшибаются грома. Там степи в горизонтах синих, По вечерам закат кровав, И полыхают флаги сильных, На клочья тучи разорвав. Дороги кинутся под ноги, В волненье высохнет трава. Друзья оглянутся в тревоге, Они спешат. Не отставай! Тебе ль, рожденному для песен, Для бега, драки и побед, Их променять на эту плесень, На тихий дом без бурь и бед. Где спят, где не за что бороться, Где бьются мухи о стекло, Где на камине три уродца И надпись: «Береги тепло». Прощай. Я выпил все до донца. Но мне ли разменять решить Мое единственное солнце На эти звездные гроши? Ворвался ветер, сдунул свечи И нежность надвое порвал. Сегодня наш последний вечер, Темно, и за окном январь. Ни слова, ни огня, ни крика. Пусть тишина, как на пари. Открой рояль. Сыграй мне Грига И ничего не говори. Молчи. Пусть будут только тени На клавишах и на висках. Я спрячу голову в колени, Чтоб тишину не расплескать. И встанут берега из мела, И вот на черном льду, в беде Перемешались стаи белых И стаи черных лебедей. И лебеди забудут Грига И, покидая черный лед, Заплещут крыльями и с криком Сорвутся в дальний перелет. И будет море под ночами, И ночь, и ни огня нигде. И сквозь тоску начнутся гаммы К беде, как стая лебедей. Сейчас конец, и под снегами, Где гномы клады берегут, На пики фьордов рухнут гаммы. Так звезды падают. В бреду. Конец. На окнах лес морозный. Пусть тишина, как злой навет. Не говори. Не надо. Поздно. Так звезды падают. Навек!