Эпистола I (Для общих благ мы то перед скотом имеем)

Для общих благ мы то перед скотом имеем, Что лучше, как они, друг друга разумеем И помощию слов пространна языка Всё можем изьяснить, как мысль ни глубока. Описываем всё, и чувствие и страсти, И мысли голосом делим на мелки части. Прияв драгой сей дар от щедрого творца, Изображением вселяемся в сердца. То, что постигнем мы, друг другу сообщаем И в письмах то своих потомкам оставляем. Но не такие так полезны языки, Какими говорят мордва и вотяки; Возьмем себе в пример словесных человеков: Такой нам надобен язык, как был у греков, Какой у римлян был и, следуя в том им, Как ныне говорит Италия и Рим, Каков в прошедший век прекрасен стал французский, Иль, наконец, сказать, каков способен русский! Довольно наш язык в себе имеет слов, Но нет довольного числа на нем писцов. Один, последуя несвойственному складу, Влечет в Германию Российскую Палладу И, мня, что тем он ей приятства придает, Природну красоту с лица ея берет. Другой, не выучась так грамоте, как должно, По-русски, думает, всего сказать не можно, И, взяв пригоршни слов чужих, сплетает речь Языком собственным, достойну только сжечь. Иль слово в слово он в слог русский переводит, Которо на себя в обнове не походит. Тот прозой скаредной стремится к небесам И хитрости своей не понимает сам. Тот прозой и стихом ползет, и письма оны, Ругаючи себя, дает писцам в законы. Хоть знает, что ему во мзду смеется всяк, Однако он своих не хочет, видеть врак. «Пускай, — он думает, — меня никто не хвалит. То сердца моего нимало не печалит: Я сам себя хвалю, на что мне похвала? И знаю то, что я искусен до зела». Зело, зело, зело, дружок мой, ты искусен, Я спорить не хочу, да только склад твой гнусен. Когда не веришь мне, спроси хотя у всех: Всяк скажет, что тебе пером владети грех. Но только ли того? Не можно и помыслить, Чтоб враки мне писцов подробно все исчислить. Кто пишет, должен мысль прочистить наперед И прежде самому себе подать в том свет; Но многие писцы о ном не рассуждают, Довольны только тем, что речи составляют. Несмысленны чтецы, хотя их не поймут, Дивятся им и мнят, что будто тайна тут, И, разум свой покрыв, читая темнотою, Невнятный склад писца приемлют красотою. Нет тайны никакой безумственно писать, Искусство — чтоб свой слог исправно предлагать, Чтоб мнение творца воображалось ясно И речи бы текли свободно и согласно. Письмо, что грамоткой простой народ зовет, С отсутствующими обычну речь ведет, Быть должно без затей и кратко сочиненно, Как просто говорим, так просто изъясненно. Но кто не научен исправно говорить, Тому не без труда и грамотку сложить. Слова, которые пред обществом бывают, Хоть их пером, хотя языком предлагают, Гораздо должны быть пышняе сложены, И риторски б красы в них были включены, Которые в простых словах хоть необычны, Но к важности речей потребны и приличны Для изъяснения рассудка и страстей, Чтоб тем входить в сердца и привлекать людей. Нам в оном счастлива природа путь являет, И двери чтение к искусству отверзает. Посем скажу, какой похвален перевод: Имеет в слоге всяк различие народ. Что очень хорошо на языке французском, То может в точности быть скаредно на русском. Не мни, переводя, что склад в творце готов; Творец дарует мысль, но не дарует слов. В спряжение речей его ты не вдавайся И свойственно себе словами украшайся. На что степень в степень последовать ему ? Ступай лишь тем путем и область дай уму. Ты сим, как твой творец письмом своим ни славен, Достигнешь до него и будешь сам с ним равен. Хотя перед тобой в три пуда лексикон, Не мни, чтоб помощь дал тебе велику он, Коль речи и слова поставишь без порядка, И будет перевод твой некая загадка, Которую никто не отгадает ввек; То даром, что слова все точно ты нарек. Когда переводить захочешь беспорочно, Не то, -творцов мне дух яви и силу точно. Язык наш сладок, чист, и пышен, и богат, Но скупо вносим мы в него хороший склад. Так чтоб незнанием его нам не бесславить, Нам должно весь свой склад хоть несколько поправить. Не нужно, чтобы всем над рифмами потеть, А правильно писать потребно всем уметь. Но льзя ли требовать от нас исправна слога? Затворена к нему в учении дорога. Лишь только ты склады немного поучи, Изволь писать «Бову», «Петра Златы ключи». Подьячий говорит: «Писание тут нежно, Ты будешь человек, учися лишь прилежно!» И я то думаю, что будешь человек, Однако грамоте не станешь знать вовек. Хоть лучшим почерком, с подьяческа совета, Четыре литеры сплетай ты в слово «лета» И вычурно писать научишься «конец», Поверь, что никогда не будешь ты писец. Перенимай у тех, хоть много их, хоть мало, Которых тщание искусству ревновало И показало им, коль мысль сия дика, Что не имеем мы богатства языка. Сердись, что мало книг у нас, и делай пени: «Когда книг русских нет, за кем идти в степени?» Однако больше ты сердися на себя Иль на отца, что он не выучил тебя. А если б юность ты не прожил своевольно, Ты б мог в писании искусен быть довольно. Трудолюбивая пчела себе берет Отвсюду то, что ей потребно в сладкий мед, И, посещающа благоуханну розу, Берет в свои соты частицы и с навозу. Имеем сверх того духовных много книг; Кто винен в том, что ты псалтыри не постиг, И, бегучи по ней, как в быстром море судно, С конца в конец раз сто промчался безрассудно. Коль «аще», «точию» обычай истребил, Кто нудит, чтоб ты их опять в язык вводил? А что из старины поныне неотменно, То может быть тобой повсюду положенно. Не мни, что наш язык не тот, что в книгах чтем, Которы мы с тобой нерусскими зовем. Он тот же, а когда б он был иной, как мыслишь Лишь только оттого, что ты его не смыслишь, Так что ж осталось бы при русском языке? От правды мысль твоя гораздо вдалеке. Не знай наук, когда не любишь их, хоть вечно, А мысли выражать знать надобно, конечно.