Калиста

Близ паства у лугов и рощ гора лежала, Под коей быстрых вод, шумя, река бежала, Пустыня вся была видна из высоты. Стремились веселить различны красоты. Во изумлении в луга и к рощам зряща Печальна Атиса, на сей горе сидяща. Ничто увеселить его не возмогло; Прельстившее лицо нещадно кровь зажгло. Тогда в природе был час тихия погоды: Он, стоня, говорит: «О вы, покойны воды! Хотя к тебе, река, бывает ветер лих, Однако и тебе есть некогда отдых, А я, кого люблю, нещадно мучим ею, Ни на единый час отдыха не имею. Волнение твое царь ветров укротил, Мучителей твоих в пещеры возвратил, А люту страсть мою ничто не укрощает, И укротить ее ничто не обещает». Альфиза посреди стенания сего Уединение разрушила его. «Я слышу, — говорит ему, — пастух, ты стонешь, Во тщетной ты любви к Калисте, Атис, тонешь; Каких ты от нее надеешься утех, Приемлющей твое стенание во смех? Ты знаешь то: она тобою лишь играет И что твою свирель и песни презирает, Цветы в твоих грядах — простая ей трава, И песен жалостных пронзающи слова, Когда ты свой поешь неугасимый пламень, Во сердце к ней летят, как стрелы в твердый камень. Покинь суровую, ищи другой любви И злое утоли терзание крови! Пускай Калиста всех приятнее красою, Но, зная, что тебя, как смерть, косит косою, Отстань и позабудь ты розин дух и вид: Всё то тебе тогда гвоздичка заменит! Ты всё пригожство то, которо зришь несчастно, Увидишь и в другой, кем сердце будет страстно, И, вспомянув тогда пастушки сей красы, Потужишь, потеряв ты вздохи и часы; Нашед любовницу с пригожством ей подобным, Стыдиться будешь ты, размучен сердцем злобным». На увещение то Атис говорит: «Ничто сей склонности моей не претворит. Ты, эхо, таинства пастушьи извещаешь! Ты, солнце, всякий день здесь паство освещаешь И видишь пастухов, пасущих здесь стада! Вам вестно, рвался ль так любовью кто когда! Еще не упадет со хладного снег неба И земледелец с нив еще не снимет хлеба, Как с сей прекрасною пустыней я прощусь И жизнию своей уж больше не польщусь. Низвергнусь с сей горы, мне море даст могилу, И тамо потоплю и страсть и жизнь унылу; И если смерть моя ей жалость приключит, Пастушка жалости пастушек научит, А если жизнь моя ко смеху ей увянет, Так мой досады сей дух чувствовать не станет». — «Ты хочешь, — говорит пастушка, — век пресечь? Отчаянная мысль, отчаянная речь Цветущей младости нимало не обычны. Кинь прочь о смерти мысль, к ней старых дни приличны, А ты довольствуйся утехой живота, Хоть будет у тебя любовница не та, Такую ж от другой имети станешь радость, Найдешь веселости, доколе длится младость, Или вздыхай вокруг Калистиных овец И помори свою скотину наконец. Когда сия гора сойдет в морску пучину, Калиста сократит теперешну кручину, Но если бы в тебе имела я успех, Ты вместо здесь тоски имел бы тьмы утех: Я стадо бы свое в лугах с твоим водила, По рощам бы с тобой по всякий день ходила, Калисте бы ты был участником всего, А шед одна, пошла б я с спросу твоего, Без воли бы твоей не сделала ступени И клала б на свои я Атиса колени. Ты, тщетною себе надеждою маня, Что я ни говорю, не слушаешь меня. От тех часов, как ты в несчастну страсть давался, Ах, Атис, Атис, где рассудок твой девался?» Ей Атис говорит: «Я всё о ней рачил, Я б сердце красоте теперь твоей вручил, Но сердце у меня Калистой взято вечно, И буду ею рван по смерть бесчеловечно. Любви достойна ты, но мне моя душа Любить тебя претит, хоть ты и хороша. Ты песни голосом приятнейшим выводишь И гласы соловьев сих рощей превосходишь. На теле видится твоем лилеин вид, В щеках твоих цветов царица зрак свой зрит. Зефиры во власы твои пристрастно дуют, Где пляшешь ты когда, там грации ликуют. Сравненна может быть лишь тень твоя с тобой, Когда ты где сидишь в день ясный над водой. Не превзошла тебя красой и та богиня, Которой с паством здесь подвластна вся пустыня; А кем я мучуся и, мучася, горю, О той красавице тебе не говорю, Вещая жалобы пустыне бесполезно И разрываяся ее красою слезно. Ты волосом темна, Калиста им руса, Но то ко прелести равно, коль есть краса». Альципа искусить Калиста научила, А, в верности нашед, себя ему вручила.