Октавiя

есмѣлый Аристей стоная ежечасно, И жалуясь на рокъ пуская стонъ напрасно, Октавіи, любви своей, не открывалъ, И ею бывъ любимъ, любилъ и унывалъ. Пастушку и Филинтъ какъ онъ любилъ подобно, Хотя о страсти зналъ онъ дружеской подробно. Со Аристеемь жилъ онъ дружно будто братъ; Но страсть любовная впустила въ сердце ядъ. Онъ страсти своея ни чѣмъ не утоляетъ: Отца Октавіи въ послѣдокъ умоляетъ, Сказавъ о дочери ему свой тяжкій стонъ: И соглашается на бракъ дочерній онъ. Нещастный Аримтей въ отчаяніи тонетъ; Любезная ево ему подобно стонетъ; Октавіи онъ милъ, ему мила она. Не свѣтло солнце имъ и не ясна луна: Журчатъ въ уныніи ліющіясь потоки, И вѣтры тихія Бореи имъ жестоки: Синѣютъ во очахъ зѣленыя луга, Въ ушахъ шумятъ лѣса и стонутъ берега. Филинтъ на паствѣ семъ скотиной изобиленъ: Октавія робка, отецъ во власти силенъ, И не извѣстна ей любовника любовь, Колико ни горитъ во Аристеѣ кровь. Не зритъ Октавія себѣ взаимной страсти; Но не противится отцовой сильной власти. Колико Аристей, Филинту, ни пѣняль, Филинтъ намѣреній своихъ не отмѣнялъ. Уже плачевный день, день брачный наступаетъ, Невѣста во слезахъ горчайшихъ утопаетъ: Уже Цитерскій храмъ на холмѣ возвышенъ, И благовонными цвѣтами украшенъ, Гдѣ лавры сей талать прохладно осѣняли, И вѣтвія свои ко крышкѣ преклоняли. Насталъ Октавіи, насталъ ужасный часъ: Любовникъ къ ней идетъ, уже въ послѣдній разъ; Ни мыслей, ни рѣчей своихъ не учреждаетъ, И горькія тоски ни чѣмъ не побѣждаеть: Почти безъ памяти къ Октавіи подшелъ. Въ какомъ отчаяньи любезну онъ нашелъ! Растрепанна, глаза на небо простираетъ, Терзаетъ волосы, блѣднѣетъ, обмираетъ, И пастуха узрѣвъ любима у себя Вскричала: Аристей, я стражду отъ тебя; Къ тебѣ горячая сей злой любовь судьбою; Я можетъ быть теперь умру передъ тобою. Прости любезная пустыня на всегда, Луга и быстрыхъ струй журчащая вода: Простите берега крутыя етой рѣчки И птички рощей сихъ и вы мои овѣчки! Живи любезная, когда тебѣ я милъ! Любовь согласная довольно дастъ намъ силъ, Сему насилію, горя, сопротивляться: О страсть пора тебѣ съ обѣихъ странъ являться! Что я толь щастливъ былъ, не вѣдалъ я по днесь. Отецъ ко мнѣ идетъ; совмѣстникъ твой съ нимъ здѣсь. Родитель не могу своей противясь долѣ, Любя ево твоей повиноваться волѣ: И всѣ твои уже приказы мнѣ вотще: Я жертвовала имъ не вѣдая еще, Колико лютое усиліе мнѣ злобно, И что влюбненную и онъ любиль подобно. И прежде тихъ Зефиръ потоки возмутитъ, Китъ тяжкій изъ валовъ на воздухъ возлетитъ, Совьють во глубинѣ сихъ рощей птицы гнѣзды, На землю ниспадутъ блистающія звѣзды, Ахъ! Нежель я въ любви съ Филинтомъ соглашусь, И ради я ево любовника лишусь. Любезныхъ чадъ отцы въ бѣдахь не покидаютъ: И тигры лютыя птенцовь не поядають: Щадить дѣтей своихъ свирѣпая змѣя, И я, родитель мой, любезна дочь твоя. Съ ея желаніемъ толико онъ согласенъ, Колико оный часъ Филинту былъ ужасенъ. Въ одну минуту въ немь перемѣнился видь: Невѣрнымь дружествомъ навлекъ себѣ онъ стыдъ: Плодомъ который имъ безстыдно насаждался, Бездѣльство учинивъ, Филинтъ не наслаждался. Бѣжитъ какъ дикій звѣрь ко темнымъ онъ лѣсамъ, И яму другу рывъ, въ ту яму палъ онъ самъ. А Гименъ и Еротъ любящихся спрягаютъ: Любовннки утѣхъ желанныхъ достигають: И стона своево скончавъ печальны дни, Въ готовомъ шалашѣ осталися одни: И вмѣсто прежнія любовныя отравы, Тамъ чувствовали всѣ цитерскія забавы.