Знамения перед смертью Цезаря

(Отрывок из Виргилиевых «Георгик») О Феб! тебя ль дерзнем обманчивым назвать? Не твой ли быстрый взор умеет проникать До глубины сердец, где возникают мщенья И злобы бурные, но тайные волненья? По смерти Цезаря ты с Римом скорбь делил, Кровавым облаком чело твое покрыл; Ты отвратил от нас разгневанные очи, 8 И мир, преступный мир, страшился вечной ночи. Но все грозило нам — и рев морских валов, И вранов томный клик, и лай ужасный псов. Колькраты зрели мы, как Этны горн кремнистой Расплавленны скалы вращал рекой огнистой И пламя клубами на поле изрыгал. Германец трепетный на небеса взирал; Со треском облака сражались с облаками, И Альпы двигались под вечными снегами. Священный лес стенал; во мгле густой ночей Скитался бледный сонм мелькающих теней. Медь потом залилась (чудесный знак печали!), На мраморах богов мы слезы примечали. Земля отверзлася, Тибр устремился вспять, И звери, к ужасу, могли слова вещать; Разлитый Эридан кипящими волнами Увлек дремучий лес и пастырей с стадами; Во внутренности жертв священный взор жрецов Читал лишь бедствия и грозный гнев богов; В кровавые струи потоки обращались; Волки, ревущие средь стогн, во мгле скитались; Мы зрели в ясный день и молнию, и гром, И страшную звезду с пылающим хвостом. И так вторицею орлы дрались с орлами. В полях Филипповых под теми ж знаменами Родные меж собой сражались вновь полки, И в битве падал брат от братниной руки. Двукраты рок велел, чтоб римские дружины Питали кровию фракийские долины. Быть может, некогда в обширных сих полях, Где наших воинов лежит бездушный прах, Спокойный селянин тяжелой бороною Ударит в шлем пустой — и трепетной рукою Поднимет ржавый щит, затупленный булат, — И кости под его стопами загремят.