Города (Эмиль Верхарн)

О, эти города, напитанные ядом гнилого золота! О, каменные вопли, взлеты и жесты дыма, И купола, и башни, и колонны В звенящем воздухе, средь кипени труда… Ты возлюбил ли ужас и тоску их, Странник, Печальный и задумчивый, На огненных вокзалах, что опоясали вселенную? О, вихрь колес сквозь горы и пространство… Набат глухой и тайный, что лихорадил душу твою, Он в городах гудел по вечерам; их пламя, Неисчислимое и красное, твой озаряло лоб, Их черный лай, и мстительные крики, и улюлюканье охоты Были лаем, криком и травлей твоей души; Всё существо твое глубоко искажалось их богохульствами, И воля твоя была добычей их потока: Вы ненавидели друг друга, обожая. О, взлеты их, кощунства, преступленья, Вонзенные, как в спину нож, закону! Сердца колоколов и лоб их колоколен Забыли их жертв число; Чудовищные их нагроможденья заслоняют небо, Ужас века сосредоточен в них; Но их душа таит тот вечный миг, Что в неисчетных днях собою метит время. История была плодотворима Из века в век приливом их идей; Их мозг и кость питались новой кровью, Что в старый мир вливается надеждой И гением. Они калят дерзанья, причащают Пространствам и колдуют горизонты, Их притяжения вникают в дух, как яд; И каждый, вознесенный над другими, — Ученый ли, апостол иль поэт — Несет свой пламенник в пыланье их пожаров. Они в неведомое строят лестницы Для восхожденья дерзостных исканий. Светлыми ногами топчут ложь, что заковала цепью Мир с человеком, человека с богом. Видали ль ночью вы короны их огней И храмы из стекла и золота, откуда Чудовищные взгляды одетых медью стекол Устремлены к созвездьям сивиллинским? В кварталах молчаливых посещали ль Лаборатории, в которых неотступно От вывода до вывода, от связи и до связи Сквозь бесконечности преследует ученый Мельчайший трепет жизни? Тот человек, что судит, мыслит, водит, Ими весит и мерит сам себя. Все тайны, все загадки мира Им служат ставкой уже целый век В борьбе великой с судьбами. О, ярость знания и осторожность схваток! Загадка здесь — ее следят и травят, И настигают, как зверя свирепого, Чтоб уловить мгновение, когда Ее глаза, раскрытые внезапно, разорвут Покровы тьмы и истину откроют. Тогда пусть ветры, волны, и небеса, и звезды, И тяжкие мосты, что давят глыбы устоев каменных, Базальты порта и градские стены Трепещут на четыре стороны пространства, — Они не потрясутся столь полной радостью, Как страстный дух искателя Над новою победой. Нечто в мире внезапно изменилось Этим взрывом света из темноты; И всё равно, прославит иль ославят гений того, Кто выломал враждебные ворота, Что защищали тайну, — Сила его поглощена великой силой городов: Их бытие еще полнее ею. Так те, что мыслят, будущему мира От времени до времени несут ярь мозга своего; А между тем встают еще иные, Те, что горят с толпой и для толпы. Огни болотные и мученики грезы, Они провидят ее идущей по садам мучений И крови — к светлому свершению времен, Когда дух справедливости проникнет человека. Ложь издала законы — тексты черных истин: Их надо грызть всечасно, Ожидая, пока не сломят их тараны мятежа; А если надо кровавых удобрений для светлых всходов, Если нужен великий гнев для полноты любви, Если надо исступленье для сердца рабьего, — То гулы набатов черных взмоют города Рыкающим приливом вкруг новых прав. Там, наверху, в кварталах старых, в тусклых залах, Где светы газа безграничат жесты, А голоса, и кулаки, и крики трибунов светлых Утверждают потребность всех нормальным кругом права; Таблицы, тексты, правила, системы и библии Даются в передержках торжественных речей: Для человека в мире нет господина иного, чем он сам, И в нем самом владычествует — мир; Оратор говорит и сильно, и высоко; слово его сверкает, Косматое и истребительное, как полет кометы, Как знамя безумное, простертое к победе; А если он берет толпу трамплином — Что до того? Он тот, чья воля полна чрез край Вскипающими токами расцветов; Отчаянья, и ярости, и гневы, И грозовое молчание горят в его руках: Как некий тайный властелин, он видит Подземное глухое набуханье внезапных сил. Когда ж в согласии простом и неизбежном сопрягутся Полет искателя с порывами трибуна, То нет у неба такой грозы, Таких громов у власти, у порядка такого произвола, Чтоб раздавить собой победу мировую.