Владимирская богоматер

Не на троне — на Ее руке, Левой ручкой обнимая шею, — Взор во взор, щекой припав к щеке, Неотступно требует… Немею — Нет ни сил, ни слов на языке… Собранный в зверином напряженьи Львенок-Сфинкс к плечу ее прирос, К Ней прильнул и замер без движенья Весь — порыв и воля, и вопрос. А Она в тревоге и в печали Через зыбь грядущего глядит В мировые рдеющие дали, Где престол пожарами повит. И такое скорбное волненье В чистых девичьих чертах, что Лик В пламени молитвы каждый миг Как живой меняет выраженье. Кто разверз озера этих глаз? Не святой Лука-иконописец, Как поведал древний летописец, Не печерский темный богомаз: В раскаленных горнах Византии, В злые дни гонения икон Лик Ее из огненной стихии Был в земные краски воплощен. Но из всех высоких откровений, Явленных искусством, — он один Уцелел в костре самосожжений Посреди обломков и руин. От мозаик, золота, надгробий, От всего, чем тот кичился век, — Ты ушла по водам синих рек В Киев княжеских междуусобий. И с тех пор в часы народных бед Образ твой над Русью вознесенный В тьме веков указывал нам след И в темнице — выход потаенный. Ты напутствовала пред концом Воинов в сверканьи литургии… Страшная история России Вся прошла перед Твоим Лицом. Не погром ли ведая Батыев — Степь в огне и разоренье сел — Ты, покинув обреченный Киев, Унесла великокняжий стол. И ушла с Андреем в Боголюбов В прель и глушь Владимирских лесов В тесный мир сухих сосновых срубов, Под намет шатровых куполов. И когда Железный Хромец предал Окский край мечу и разорил, Кто в Москву ему прохода не дал И на Русь дороги заступил? От лесов, пустынь и побережий Все к Тебе на Русь молиться шли: Стража богатырских порубежий… Цепкие сбиратели земли… Здесь в Успенском — в сердце стен Кремлевых Умилясь на нежный облик Твой, Сколько глаз жестоких и суровых Увлажнялось светлою слезой! Простирались старцы и черницы, Дымные сияли алтари, Ниц лежали кроткие царицы, Преклонялись хмурые цари… Черной смертью и кровавой битвой Девичья светилась пелена, Что осьмивековою молитвой Всей Руси в веках озарена. И Владимирская Богоматерь Русь вела сквозь мерзость, кровь и срам На порогах киевских ладьям Указуя правильный фарватер. Но слепой народ в годину гнева Отдал сам ключи своих святынь, И ушла Предстательница-Дева Из своих поруганных твердынь. И когда кумашные помосты Подняли перед церквами крик, — Из-под риз и набожной коросты Ты явила подлинный свой Лик. Светлый Лик Премудрости-Софии, Заскорузлый в скаредной Москве, А в Грядущем — Лик самой России — Вопреки наветам и молве. Не дрожит от бронзового гуда Древний Кремль, и не цветут цветы: Нет в мирах слепительнее чуда Откровенья вечной красоты! Верный страж и ревностный блюститель Матушки Владимирской, — тебе — Два ключа: златой в Ее обитель, Ржавый — к нашей горестной судьбе.