На взяточников гром всё с каждым днем сильней

На взяточников гром всё с каждым днем сильней Теперь гремит со всех журнальных батарей. Прекрасно! Поделом! К чему спускать пороку? Хотя и то сказать: в сих залпах мало проку, И, как ни жарь его картечью общих мест, Кот Васька слушает да преспокойно ест. Фонвизина слыхал, слыхал он и Капниста, И мало ли кого? Но шиканья и свиста Их колких эпиграмм не убоялся кот, Он так же жирен всё и хорошо живет. Конечно, к деньгам страсть есть признак ненавистный, Но сами, господа, вы вовсе ль бескорыстны? Не гнетесь ли и вы пред золотым тельцом? И чисты ль вы рукой, торгующей пером? Кто спорит! Взяточник есть человек презренный, Но, сребролюбия недугом омраченный, Писатель во сто раз презренней и того. Дар слова — божий дар, — он в торг пустил его. Свой благородный гнев, и скорбь, и желчь, и слезы Всё ценит он, торгаш, по таксе рифм и прозы. Сей изрекаемый над грешниками суд, Сей проповедник наш, сей избранный сосуд, Который так скорбит о каждой нашей язве, Никак он не прольет целебной капли, — разве За деньги чистые, чтобы купить на них Чем утолить пожар всех алчностей своих.