Ночь в Венеции

По зеркалу зыбкого дола, Под темным покровом ночным, Таинственной тенью гондола Скользит по струям голубым. Гондола скользит молчаливо Вдоль мраморных, мрачных палат; Из мрака они горделиво, Сурово и молча глядят. И редко, и редко сквозь стекла Где б свет одинокий блеснул; Чертогов тех роскошь поблекла, И жизнь их — минувшего гул. И дремлют дворцы-саркофаги! Но снятся им славные сны: Дни древней, народной отваги, Блеск мира и грома войны; Востока и трепет, и горе, Когда разглашала молва Победы на суше и море Повсюду державного льва; И пиршеств роскошных веселье, Когда новый дож пировал В дукалыюм дворце новоселье М рог золотой воздевал. Умолкли и громы и клики! И средь опустевших палат Лев пережил век свой великий, Трезубец и грозный булат. Погасла звезда, что так ярко Лила светозарный поток На башни, на площадь Сан-Марко, На запад и дальний восток. Не ждите: не явится скоро, Свершая торжественный бег, Плавучий дворец, Бучинторо, Державы и славы ковчег. Красавицы, ныне печальной, Не вспыхнет восторгом лицо; Заветный залог обручальный, — Давно распаялось кольцо. Красавицы вдовствует ложе, И дума ей душу гнетет; Но тщетно мечтать ей о доже, — Желанный жених по придет. По зеркалу зыбкого дола, Под темным покровом ночным, Таинственной тенью гондола Скользит по струям голубым. В часы тишины и прохлады Синьора, услышав сквозь соя Созвучья ночной серенады, Не выйдет тайком на балкон. Забыты октавы Торквато, Умолкнул народный напев, Которым звучали когда-то Уста гондольеров и дев. Гондола скользит молчаливо Вдоль мраморных, мрачных палат: Из мрака они горделиво, Сурово и молча глядят.