Заметки (Свободой дорожу, но не свободой вашей)

Свободой дорожу, но не свободой вашей, Не той, которой вы привыкли промышлять, Какъ целовальники въ шинкахъ хмельною чашей, Чтобъ разумъ омрачить и сердце обуять. Есть благородная и чистая свобода, Возвышенной души сокровище и страсть; Святыня, — не попретъ ея судьбы невзгода, Вражде людей — ея твердыни не потрясть. Она — любовь и миръ, и благодать, и сила, Духовной воли въ ней зачатокъ и залогъ; Я ей не изменялъ и мне не изменила Она — и сторожитъ домашній мой порогъ. Я пребылъ веренъ ей подъ солнцемъ и подъ тучей, Мне внутренней броней она всегда была. Не падалъ духомъ я во следъ звезде падучей, При восходящей — я не возносилъ чела. Кто рабствуетъ страстямъ, тотъ въ рабстве безнадежномъ. Свободу дай ему, онъ тотъ же будетъ рабъ; Дай власть ему — въ чаду болезненно-мятежномъ, Въ могуществе самомъ онъ малодушно слабъ. Онъ недоверчивъ, онъ завистливъ, преданъ страху, Дамокловъ мечъ всегда скользитъ по голове; Душой свободенъ былъ Шенье, всходя на плаху, А Робеспьеръ былъ рабъ въ кровавомъ торжестве. Подъ злобой записной къ отличіямъ и къ роду Желчь хворой зависти скрывается подъ часъ — И то, что выдаютъ за гордую свободу, Есть часто ненависть къ тому, кто выше насъ. Есть древняя вражда: къ каретамъ — пешехода, Ленивой нищеты — къ богатому труду, Къ барону Штиглицу того, кто безъ дохода, Иль обвиненнаго къ законному суду. Смешенъ сей новый Гракхъ республики журнальной, Который отъ чиновъ не прочь, (но прочь они), Когда начнетъ косить косою либеральной Заслуги, родъ, и знать, и все, что имъ сродни. На всехъ сверкаетъ онъ молніеноснымъ глазомъ, И чтобъ верней любовь къ свободе доказать, Онъ силится смотреть свирепымъ дикобразомъ И съ пеной на губахъ зубами скрежетать. Забавный мученикъ! бедняжке неизвестно, Что можно во сто разъ простей свободнымъ быть И мненья своего и убежденій честно Держаться, а людей, пугая, не смешить. Любимый гость Двора подъ Царскосельской тенью, Въ державномъ обществе мудрецъ и гражданинъ, Покорный одному сердечному влеченью, Твердъ и свободенъ былъ правдивый Карамзинъ. Жуковскій во дворце былъ отрокомъ Белева: Онъ веру, и мечты, и кротость сохранилъ, И девственной души онъ ни лукавствомъ слова, Ни тенью трусости, дитя, не пристыдилъ. Свободенъ тотъ одинъ, кто умирилъ желанья, Кто светелъ и душой, и помышленьемъ чистъ, Кого не обольстятъ толпы рукоплесканья, Кого не уязвитъ нахальной черни свистъ. Свободу возлюбя, гнушаясь своевольемъ, На язвы общества, чтобъ глубже ихъ разжечь, Не обращаетъ онъ съ лукавымъ сердобольемъ Тлетворную, какъ ядъ, заносчивую речь. Нелепымъ равенствомъ онъ высшихъ не унизитъ, Но въ предназначенной отъ Промысла борьбе, Посредникъ, онъ бойцовъ любовнымъ словомъ сблизитъ И скажетъ старшему: и младшій — братъ тебе.