Зимние карикатуры

(ОТРЫВКИ ИЗ ЖУРНАЛА ЗИМНЕЙ ПОЕЗДКИ В СТЕПНЫХ ГУБЕРНИЯХ. 1828) 1 РУССКАЯ ЛУНА Русак, поистине сказать, Не полунощник, не лунатик: Не любит ночью наш флегматик На звезды и луну зевать. И если в лавках музы русской Луной торгуют наподхват, То разве взятой напрокат Луной немецкой иль французской. Когда ж в каникулы зимы Горит у нас мороз трескучий, И месяц в небе из-за тучи, Наверно, мерзнет, как и мы. «Теперь-то быть в дороге славно!» Подхватит тут прямой русак. Да, черта с два! Как бы не та:;, Куда приятно и забавно! Нет, воля ваша, господа! Когда мороз дерет по коже, Мне теплая постель дороже, Чем ваша прыткая езда. 2 КИБИТКА Что за медвежие набеги Сам-друг с медведем на спине? Нет, нет, путь зимний не по мне: Мороз, ухабы, вьюги, снеги. А подвижной сей каземат, А подвижная эта пытка, Которую зовут: кибитка, А изобрел нам зимний ад. Неволя, духота и холод; Нос зябнет, а в ногах тоска, То подтолкнет тебя в бока, То головой стучишь, как молот. И всё, что небо обрекло На сон вещественный смерти, Движеньем облекают черти Страдальцу горькому назло. Подушки, отдыха приюты, Неугомонною возней Скользят, вертятся под тобой, Как будто в них бесенок лютый, Иль шерстью с зверя царства тьмы Набил их адский пересмешник, И, разорвав свой саван, грешник Дал ведьмам наволки взаймы. И в шапке дьявол колобродит: То лоб теснит, то с лба ползет, То голова в нее уйдет, То с головы она уходит. Что в платье шов, то уж рубец, В оковах словно руки, ноги, Их снаряжая для дороги, Твой камердинер был кузнец. Дремота липнет ли к реснице, Твой сон — горячки бред шальной: То обопрется домовой На грудь железной рукавицей; То хочешь ты без крыл лететь, То падаешь в пучину с моста, То вдруг невиданного роста Идет здороваться медведь; То новый враг перед страдальцем: С тетрадью толстой рифмодул Стихами в петлю затянул, Схватя за петлю мощным пальцем. 3 МЕТЕЛЬ День светит; вдруг не видно зги, Вдруг ветер налетел размахом, Степь поднялася мокрым прахом И завивается в круги. Снег сверху бьет, снег прыщет снизу, Нет воздуха, небес, земли; На землю облака сошли, На день насунув ночи ризу. Штурм сухопутный: тьма и страх! Компас не в помощь, ни кормило: Чутье заглохло и застыло И в ямщике и в лошадях. Тут выскочит проказник леший, Ему раздолье в кутерьме: То огонек блеснет во тьме, То перейдет дорогу пеший, Там колокольчик где-то бряк, Тут добрый человек аукнет, То кто-нибудь в ворота стукнет, То слышен лай дворных собак. Пойдешь вперед, поищешь сбоку, Всё глушь, всё снег, да мерзлый пар. И божий мир стал снежный шар, Где как ни шаришь, всё без проку. Тут к лошадям косматый враг Кувыркнется с поклоном в ноги, И в полночь самую с дороги Кибитка набок — и в овраг. Ночлег и тихий и с простором: Тут тараканам не залезть, И разве волк ночным дозором Придет проведать: кто тут есть? 4 УХАБЫ. ОБОЗЫ Какой враждебный дух, дух зла, дух разрушенья, Какой свирепый ураган Стоячей качкою, волнами без движенья Изрыл сей снежный океан? Кибитка-ладия шатается, ныряет: То вглубь ударится со скользкой крутизны, То дыбом на хребет замерзнувшей волны Ее насильственно кидает. Хозяйство, урожай, плоды земных работ, В народном бюджете вы светлые итоги, Вы капитал земли стремите в оборот, Но жаль, что портите вы зимние дороги. На креслах у огня, не хуже чем Дюпень, Движенья сил земных я радуюсь избытку; Но рад я проклинать, как попаду в кибитку, Труды, промышленность и пользы деревень. Обозы, на Руси быть _зимним судоходством_ {*} {* Подражание князю Потемкину, который называл жидов судоходством Польши.} Вас русский бог обрек, — и милость велика: Помещики от вас и с деньгой и с дородством, Но в проезжающих болят от вас бока. Покажется декабрь — и тысяча обозов Из пристаней степных пойдут за барышом, И путь, уравненный от снега и морозов, Начнут коверкать непутем; Несут к столицам ненасытным Что целый год росло, а люди в день съедят: Богатства русские под видом первобытным Гречихи, ржи, овса и мерзлых поросят, И сельских прихотей запас разнообразный, Ко внукам бабушек гостинцы из села, И городским властям невинные соблазны: Соленые грибы, наливки, пастил а. Как муравьи, они копышатся роями, Как муравьям, им счета не свести; Как змии длинные, во всю длину пути Перегибаются ленивыми хребтами. То разрывают снег пронзительным ребром, И застывает след, прорезанный глубоко; То разгребают снег хвостом, Который с бока в бок волочится широко. Уж хлебосольная Москва Ждет сухопутные флотильи, В гостеприимном изобильи Ее повысились права. Всю душу передав заботливому взору, К окну, раз десять в день, подходит бригадир, Глядит и думает: придет ли помощь в пору? Задаст ли с честью он свой именинный пир? С умильной радостью, с слезой мягкосердечья Уж исчисляет он гостей почетных съезд, И сколько блюд и сколько звезд Украсят пир его в глазах Замоскворечья. Уж предначертан план, как дастся сытный бой, Чтоб быть ему гостей и дня того достойным; Уж в тесной зале стол большой Рисуется пред ним покоем беспокойным. _Простор локтям_! — изрек французской кухни суд, Но нам он не указ, благодарим покорно! Друг друга поприжав, нам будет всем просторно; Ведь люди в тесноте живут. И хриплым голосом, и брюхом на виду Рожденный быть вождем в служительских фалангах, Дворецкий с важностью в лице и на ходу Разносит кушанья по табели о рангах. Дверь настежь: с торжеством, как витязь на щитах, Толпой рабов осетр выносится картинно; За ним, салфеткою спеленутую чинно, Несут вдову Клико, согретую в руках. Молю, в желанный срок да не придет обоз, И за мои бока молю я мщенья! Мщенья! А если и придет, да волей провиденья День именин твоих днем будет горьких слез. Испорченный судьбой, кухмистром и дворецким, Будь пир твой в стыд тебе, гостям твоим во вред; Будь гость, краса и честь пирам замоскворецким, Отозван на другой обед! Но если он тебя прибытьем удостоит, Пусть не покажется ему твоя хлеб-соль И что-нибудь нечаянно расстроит Устроенный ему за месяц рокамболь.