Дорожный дневник: Часть IX

В дорогу — живо! Или — в гроб ложись. Да! Выбор небогатый перед нами. Нас обрекли на медленную жизнь — Мы к ней для верности прикованы цепями. А кое-кто поверил второпях — Поверил без оглядки, бестолково. Но разве это жизнь — когда в цепях? Но разве это выбор — если скован? Коварна нам оказанная милость, Как зелье полоумных ворожих: Смерть от своих за камнем притаилась, И сзади — тоже смерть, но от чужих.

Душа застыла, тело затекло, И мы молчим, как подставные пешки, А в лобовое грязное стекло Глядит и скалится позор в кривой усмешке. И если бы оковы разломать, Тогда бы мы и горло перегрызли Тому, кто догадался приковать Нас узами цепей к хвалёной жизни. Неужто мы надеемся на что-то? А может быть, нам цепь не по зубам? Зачем стучимся в райские ворота Костяшками по кованым скобам?

Нам предложили выход из войны, Но вот какую заломили цену: Мы к долгой жизни приговорены Через вину, через позор, через измену! Но стоит ли и жизнь такой цены?! Дорога не окончена! Спокойно! И в стороне от той, большой войны Ещё возможно умереть достойно. И рано нас равнять с болотной слизью — Мы гнёзд себе на гнили не совьём! Мы не умрём мучительною жизнью — Мы лучше верной смертью оживём!

Проверь свои знания

Кто автор этих строк?

Я лежал на постели — но мне не спалось. Забота грызла меня; тяжелые, утомительно однообразные думы медленно проходили в уме моем, подобно сплошной цепи туманных облаков, безостановочно ползущих в ненастный день по вершинам сырых холмов.

Ах! я любил тогда безнадежной, горестной любовью, какою можно любить лишь под снегом и холодом годов, когда сердце, не затронутое жизнию, осталось… не молодым! нет… но ненужно и напрасно моложавым.

Белесоватым пятном стоял передо мною призрак окна; все предметы в комнате смутно виднелись: они казались еще неподвижнее и тише в дымчатом полусвете раннего летнего утра. Я посмотрел на часы: было без четверти три часа. И за стенами дома чувствовалась та же неподвижность… И роса, целое море росы!

А в этой росе, в саду, под самым моим окном уже пел, свистал, тюрюлюкал — немолчно, громко, самоуверенно — черный дрозд. Переливчатые звуки проникали в мою затихшую комнату, наполняли ее всю, наполняли мой слух, мою голову, отягченную сухостью бессонницы, горечью болезненных дум.