Черкешенка

Когда заря прозрачной глыбой придавит воздух над землей, с горы, на колокол похожей, летят двускатные орлы, идут граненые деревья в свое волшебное кочевье; верхушка тлеет, как свеча, пустыми кольцами бренча, а там за ними, наверху, вершиной пышною качая, старик Эльбрус рахат-лукум готовит нам и чашку чая. И выплывает вдруг Кавказ пятисосцовою громадой, как будто праздничный баркас в провал парадный Ленинграда, а там черкешенка поет перед витриной самоварной, ей Тула делает фокстрот, Тамбов сапожки примеряет, но Терек мечется в груди, ревет в разорванные губы — и трупом падает она, смыкая руки в треугольник. Нева Арагвою течет а звездам слава и почет: они на трупик известковый венец построили свинцовый и спит она... прости ей Бог! Лад ней колышется венок, и вкось несется по теченью луны путиловской движенье И я стою — от света белый, я в море черное гляжу, и мир двоится предо мною на два огромных сапога — один шагает по Эльбрусу, другой по-фински говорит, и оба вместе убегают, гремя по морю - на восток.